— Митя, мы знаем, что вы были тем человеком, который помогал Алене, когда она сбежала из общины.
— Что?
Митя изумленно посмотрел на подруг снизу вверх. Его голубые глазки жалобно помаргивали. И голубенький, в тон им, пиджачок смотрелся сегодня донельзя неуместно и глупо на тщедушном тельце с лицом постаревшей мартышки.
— О чем вы говорите? — повторил Митя. — О какой Алене?
— О той самой! Которую задушили точно так же, как и твоего брата.
Митя встрепенулся.
— Вы думаете, что их убил один и тот же человек?
— Возможно.
— И что он член нашей общины?
— Во всяком случае, он должен сейчас находиться в этом доме.
Кирины слова произвели на Митю странное впечатление. Кажется, до сих пор он не осознавал, что убийца входит в число членов общины. И это открытие буквально подавило его. Во всяком случае, Митя закрыл глаза руками и горестно воскликнул:
— Боже мой! Не могу в это поверить. Убийца — один из нас! Человек, с которым мой брат каждый день встречался. Доверял ему! Помогал! Давал отеческие советы и любовь. Какой ужас!
Подруги были целиком и полностью с ним согласны. Действительно ужас. Но ведь кто-то пошел на этот ужас. И значит, у этого человека были веские основания. Митя тем временем сумел взять себя в руки. Теперь он молчал и сосредоточенно думал о чем-то.
— Да, вы правы. Убийца — один из нас. И вы хотите его найти?
Подруги кивнули.
— Я готов вам помочь! Спрашивайте. Что бы вы хотели узнать?
В первую очередь подруги хотели знать про Алену. Они-то и убийством Апостола заинтересовались лишь потому, что оно подозрительным образом походило на убийство Алены. Но оказалось, что разговаривать об Алене младший брат Апостола не готов.
— Я не понимаю, почему я должен знать эту девушку лучше, чем остальные. Почему именно у меня вы спрашиваете о ней?
— Потому что вы были единственным человеком, который помог ей.
— Когда я ей помогал? Ничего я ей не помогал! Это все ложь!
— После того как она сбежала из общины, вы были единственным, кто не отвернулся от нее.
— Враки!
— Алена сама об этом рассказывала.
— Вам?
— Не нам, своему любовнику, а он уже нам.
Митя побледнел.
— Глупая, — прошептал он. — О, какая глупая!
Подруги переглянулись.
— Вы это о ком?
— Об Алене! Она не должна была упоминать обо мне. Ни одной живой душе. Мы так с ней договорились!
— Что же, можете радоваться. Она не сдержала слово. И рассказала о вас своему мужчине.
На самом деле Кира сказала лишь то, что сказала. Но Митя понял ее по-своему. Он побледнел еще больше. Кажется, даже смерть его брата не подавила его настолько, насколько это известие.
— Как она могла?! — жалобно воскликнул он. — Это просто непорядочно! И что она ему рассказала?
— Все!
Это был уже со стороны Киры просто нахальный блеф, но Митя попался. Он был не в том состоянии, чтобы рассуждать здраво. И запросто угодил в ловушку.
— Все! — обреченно произнес он. — В самом деле все?
— Все-все!
Митя помолчал.
— И что вы собираетесь теперь делать? — спросил он. — Расскажете об этом остальным?
— Если вы нам поможете найти убийцу Алены, то нет. Мы будем держать язык за зубами.
— Алена тоже так говорила! — с горечью произнес Митя. — Ах, женщины, женщины! Я знал, что вам нельзя доверять.
— Мы вас не выдадим.
— Тем более что у вас просто нет другого выбора, — добавила Леся.
— Да, вы правы. Вы не оставили мне шансов. Я вам все объясню. Но, честное слово, я к этому не причастен. Алена сама так захотела.
Подруги, которые ровным счетом ничего не понимали, кроме, пожалуй, того, что у их Мити есть какая-то в высшей степени загадочная тайна, которую тот тщательно оберегает от остальных членов общины, превратились в одно сплошное ухо.
— Я всегда чувствовал себя немного не таким, как другие дети, — начал Митя свой рассказ издалека. — И они тоже это великолепно понимали. Причиной моего обособленного положения я привык считать свой маленький рост. Но ведь, с другой стороны, в детстве до девяти лет я был нормальным ребенком. Моя ущербность проявилась позднее, уже в подростковом возрасте, когда все мои сверстники вырастали за год на двадцать, а то и тридцать сантиметров. А я оставался при своих ста сорока сантиметрах.
Тем не менее у Мити было счастливое детство. Старший брат всегда был рядом и мог оградить его от нападок злых сверстников. Митя это ценил. И Николай был для него единственным авторитетом среди молодежи. Впрочем, защита Мите требовалась не так уж и часто. Ни он, ни другие дети не ходили в обычную школу, где обычно процветает травля в чем-то ущербных детей.
— Наши с Николаем родители были глубоко религиозными людьми. И считали, что любое действие, если оно не начинается с молитвы Господу, имеет все шансы стать орудием дьявольским. А уж про учебу в советской школе, где о Законе Божьем, Кресте Господнем или святых иконах не только не слышали, но и активно их отрицали, родители говорили, что от нее пахнет бесовщиной.
Так что своих детей они обучали сами. Конечно, в большом городе они вряд ли смогли бы не пускать детей в школу.
Но родители Мити и Коли считали, что умение читать и писать далеко не самое важное в жизни. И уж совсем не нужно их детям изучать историю государства, чью власть они так до конца и не приняли. Их родители вместе со своими единоверцами бежали из Москвы в глухую сибирскую провинцию — от нашествия Антихриста, как они называли между собой лидеров большевистской партии.
Так что дети, родившиеся в этой семье, считали чем-то само собой разумеющимся, что они живут и будут жить на положении изгоев в родной стране. Советскую власть члены той общины, где вырос маленький Митя, не признавали. И их дети зачастую не имели даже метрики. К врачам даже в случае крайней нужды не обращались. Если могли, лечились сами. А нет, так и нет. Смертность в общине была высокая, особенно среди детей и стариков.
Однако жизнь, как известно, не стоит на месте. Вот и в глухую сибирскую тайгу пришел прогресс. Пришел он в виде телевизионной бригады, которая заблудилась в дебрях, возвращаясь со съемок. Так однажды в Митиной деревне появились незнакомые люди, говорившие вроде бы и по-русски, но все равно непонятными словами: красное знамя в ленинском уголке, стахановцы, первомайская демонстрация, потом — Великая Отечественная война.
Даже о том, что над страной прокатился вихрь ужасной трагедии, унесшей жизни миллионов, община знала лишь понаслышке. Своих детей они отдавать на войну не торопились.