Сальвадор Дали. Божественный и многоликий - читать онлайн книгу. Автор: Александр Петряков cтр.№ 15

Но вернемся в Испанию. И приоткроем, наконец, занавес, за которым скрывается та интимная сцена, о которой мы уже намекали. Дали признавался, что Лорка дважды пытался совратить его, и в первый раз это, вероятно, произошло весной 1926 года. Точнее, ничего не произошло, потому что у Дали была другая, нежели у друга, сексуальная ориентация. «Однако, — говорил позже, в 1986 году, в частной беседе Алену Боске уже престарелый художник, — с точки зрения моего личного престижа, я был очень польщен. Глубоко в душе билась мысль, что он действительно великий поэт и что я — Божественный Дали! — все же немного обязан ему своей задницей…»

Ничего не получилось еще и потому, что они были не вдвоем, а втроем. С ними была еще и женщина, студентка Академии Маргарита Мансо, худенькая, с мальчишеской грудью, сексуально раскрепощенная, считавшая Лорку гением. Она была без ума от него и его стихов и поэтому отдалась Лорке в присутствии Дали, избавив его таким образом от дальнейших домогательств поэта, для которого это тоже стало своеобразной «жертвой», — он испытал чуждый его натуре сексуальный опыт, в первый и последний раз переспав с женщиной.

Любопытно, какую роль играл сам Дали в этой сексуальной истории, о которой он вспоминал даже незадолго до своей смерти? Дала ли Маргарита обоим, или Сальвадор так и остался девственником, а мужчиной его сделала все-таки Гала?

В одном из писем к Лорке он пишет:

«Я вообще не способен понять Маргариту. Она что, идиотка? Сумасшедшая?»

Трудно как-либо трактовать этот текст в смысле того сексуального опыта, который пережил тогда наш герой. Вряд ли он был участником, скорее свидетелем, потому что был убежденным онанистом, не терпел прикосновений чужого тела (исключение составляла Гала, единственная). Даже в годы своей славы и богатства, когда он мог иметь в постели любую красавицу, тем не менее предпочитал устраивать коллективные сеансы мастурбации.

Конечно, тогдашняя история стала для него потрясением. Его сексуальные влечения в юности всегда были мечтами и фантазией, до реального соития он никогда не доходил.

Но, несмотря на недоразумения на половой почве, творческая дружба Дали и Лорки продолжалась и давала все новые плоды. И если художник Дали писал стихи, то поэт Лорка решил стать еще и художником, прибавив к своим многочисленным талантам еще один — рисовальщика, причем его творения оказались отнюдь не дилетантскими, весьма выразительными и даже изящными.

В некоторых своих работах Лорка использует прием друга и накладывает свое несколько карикатурное изображение на рисунок головы Дали, при этом их губы сливаются в поцелуе. Этот прием он использует и в других своих набросках. Сохранилось несколько графических портретов Дали работы Лорки. На одном их них он сидит в шапке у высокой башни. Большой палец, просунутый в отверстие палитры, напоминает мужское достоинство, а на каждый палец он повесил по красной рыбке.

Дали написал другу по поводу этого рисунка, что шапка напоминает ему ту, что носили Диоскуры ^[2], а пальцы стали рыбками-хромосомами. Он считал, что он и Лорка — Кастор и Полидевк, что они — близнецы по духу. Лорка также склонялся к тому.

Таким образом, поэт, музыкант, актер и драматург Лорка проявил себя и как график, причем не удовлетворился лишь признанием друзей, а устроил выставку в галерее Далмау. Были представлены 24 цветных рисунка. Шумного успеха, такого, как его книги и пьесы, выставка, конечно, не имела, но свое тщеславие Лорка удовлетворил — как-никак выставился в самой известной в Барселоне галерее.

В работах Дали того периода, как мы уже упоминали, Лорка присутствует и как персонаж. Самые известные из них — «Мед слаще крови» и «Останки», или «Пепелинки». В них уже можно увидеть ростки далианского сюрреализма. Своеобразным толчком к такому повороту в творчестве Дали послужил каталог выставки Ива Танги, как-то попавший к нему в руки. Каталог, помимо двух репродукций, сопровождался предисловием Андре Бретона и текстами Поля Элюара. Ив Танги произвел на Дали очень сильное впечатление. Странные существа, живущие в пространстве мифического пейзажа, просто заворожили молодого художника, он увидел в них и свои созвучные поиски, обратил их в своем остраненном пейзаже в новые объекты или, как он их называл, «аппараты».

Ана Мария вспоминает, что они с Лоркой частенько отыскивали на пляже в Кадакесе «причудливые окаменелости, радужные стекляшки, отполированные прибоем камни, которые так нравятся брату. С этих причудливых камней он пишет так называемые предметы или аппараты». Впоследствии Дали признался племяннице Ива Танги: «Я выжал все из вашего дядюшки Ива».

Картина «Мед слаще крови» обязана своим названием жительнице Кадакеса Лидии Ногес, рыбачке, матери двух психически неполноценных сыновей, которые унаследовали свои странные поступки и причуды явно от своей матери. Как и все в Кадакесе, она была «тронута» трамонтаной, но в гораздо большей степени, чем все остальные.

Между Дали и Лидией были очень теплые отношения, он очень любил слушать ее рассказы и называл Умницей. Это прозвище дал ей писатель Эухенио Д’Орс, снимавший в свои молодые годы у рыбачки комнату, когда отдыхал в Кадакесе. А когда он издал роман с таким же названием — «Умница», она почему-то утвердилась в мысли, что это о ней. С тех пор ее так все и прозвали.

Сохранилась фотография, где Дали и Лидия сидят за столом на открытом воздухе, у Лидии глаза опущены, но все равно видно, что они навыкате, а рука лежит на столе; Дали, молодой и красивый (это 1927 год), с улыбкой смотрит в объектив; улыбка ироническая и понимающая, он с удовольствием, видимо, слушает очередной рассказ своей собеседницы. Вот что он писал о ней:

«Не знаю никого, чей параноидальный дар мог бы сравниться с изумительным даром Лидии. В этом смысле ее мозг уступает разве что моему… С такой параноической страстью она навязывала внешнему миру облик своей собственной души, что несчастная реальность уже не сопротивлялась».

Однажды она, потроша курицу, обронила фразу: «Кровь слаще меда». Дали в названии своей картины переставил слова: «Мед слаще крови». Мы видим на этом холсте полузасыпанную песком голову Лорки, которая отбрасывает тень, образующую профиль Дали; здесь же обезглавленная обнаженная женщина и облепленный мухами дохлый осел, — этот образ Дали затем блестяще использует в кинематографе, в «Андалузском псе». Когда создавались эти работы, Лорка был в Кадакесе и, конечно же, видел их. Свои впечатления он выразил в письме:

«Я думаю о том, что тебе привиделось в Кадакесе, что ты там еще понаоткрывал, и радуюсь, вспоминая тебя — Сальвадора Дали, со страстью неофита вгрызающегося в закатный небесный свод. А он не поддается, не трещит, не колется, как крабий панцирь! Но ты не отступишь. Я и отсюда вижу (ой, как больно, сынок, как больно!) тонкий кровавый ручеек в зарослях твоих аппаратов и слышу, как хрустят раздавленные ракушки, кромсая мягкие тельца. Истерзанный женский торс впечатляет, как стихи, написанные кровью… Кровь с твоей картины и вся эстетика этой физиологии так точна, выверена и гармонична! В ней есть логика, и истинная чистая поэзия — одна из насущнейших категорий бытия…»