Право на одиночество - читать онлайн книгу. Автор: Ника Соболева cтр.№ 39

— Наташа, — взгляд Громова был серьёзным, — а вы вообще верите в любовь?

Ого, какую тему он завёл. Но на этот вопрос я нашла ответ ещё в раннем детстве. И он, по-моему, удивил Максима Петровича.

— Я не могу не верить.

Молчание. Я поймала на себе озадаченный взгляд Громова и улыбнулась.

— Я немного не понял…

— Максим Петрович… Я не могу не верить, потому что я видела любовь, я с ней выросла. Мои родители… искренне любили друг друга всю жизнь. Их путь друг к другу был долог и тернист, но в итоге они получили то, чего заслуживали — нежность, доверие, уважение. Я с рождения, каждый день, видела доказательства того, что любовь есть на свете, — я вздохнула. — Поэтому я не могу в неё не верить.

Некоторое время Громов молчал, задумчиво жуя салат. А я… погрузилась в воспоминания.

Мне семь лет. У мамы проблемы на работе, и она сидит, грустная, на диване в комнате. Папа садится с ней рядом, и молча, очень нежно, гладит её волосы и плечи.

«Лизхен, милая, — он всегда звал маму „Лизхен“, и в этом было что-то, восхищавшее меня. Это прозвище всегда казалось мне похожим на сахар… — Всё образуется…»

Четыре года спустя. Мама отравилась на корпоративной вечеринке, её тошнило до трёх ночи, а потом всё-таки вырвало. Я помню выражение лица папы, когда он помогал ей придерживать тазик. Ему не было противно, а в глазах было сочувствие…

Мне четырнадцать. Я случайно вошла в комнату и застала родителей за нежным поцелуем. Руки мамы лежали у папы на талии, а он держал её лицо в ладонях… И мне на один краткий миг показалось, что они всего на пару лет старше меня самой…

— Наташа? — голос Громова вторгся в мои воспоминания. Я посмотрела на него, пытаясь вытеснить образы мамы с папой.

— Ваши родители… они живы?

Горько усмехнувшись, я покачала головой.

— Нет, Максим Петрович, — мой голос был хриплым. — Они умерли три года назад. Погибли в автокатастрофе.

Громов отложил вилку и нож и потянулся к моей руке. Его рукопожатие было крепким, но нежным.

— Мне жаль, — тихо сказал он, сочувственно глядя на меня. — Теперь я понимаю, почему вы такая.

— Какая? — спросила я тихо, боясь пошевелиться. Только бы руку не отпустил…

— Спящая красавица, — Громов улыбнулся. — Вы… слишком взрослая для своего возраста. Слишком спокойная… самостоятельная. И очень, очень грустная.

В этот момент моё ледяное сердце обливалось кровавыми слезами. Никто и никогда, кроме Ломова, не говорил со мной с таким сочувствием в голосе. Никто и никогда не гладил так мои пальцы — в этом не было ничего пошлого, просто лёгкие касания. Но через мою руку как будто что-то вливали… что-то очень хорошее, тёплое, любящее. Как будто ты упал, разбил колёнку, и вдруг пришла мама и крепко обняла…

— Я хочу рассказать вам одну историю, чтобы вы понимали… — продолжил Громов, не отпуская моей руки, и я была ему за это очень благодарна. — Чтобы вы понимали, как же вам повезло. Такие родители, как у вас, даны далеко не каждому человеку. Многие дети растут в семье без папы или мамы, или их родители постоянно друг с другом ссорятся.

— А ваши родители? — я рискнула задать вопрос. Максим Петрович сразу погрустнел, но ответил:

— Мои родители… Они сильно отличались от ваших. Мама была очень хорошей женщиной, но слишком мягкой и доброй. А отец, наоборот, был жестоким человеком. И он держал её в ежовых рукавицах. У мамы не было друзей или подруг, она не работала, всегда сидела дома, потому что отец никуда её не отпускал. Он даже, — Громов вздохнул, — бил её.

— За что? — возмутилась я.

— Из ревности. Мама была очень красивой женщиной, на неё заглядывались. Мы-то с вами прекрасно понимаем, что никто не может быть застрахован от страстных взглядов и приставаний. Вы же не виноваты в том, что вас попытались изнасиловать… Но отец этого не понимал. А может, и понимал, просто ему нравилось причинять маме боль. Впервые на моих глазах он ударил её, когда мне было всего семь. Я кинулся на отца, но он отшвырнул меня, и в тот день я поклялся, что когда-нибудь смогу побить его, — на лице у Громова промелькнула горькая усмешка. — Мама записала меня на занятия по восточным единоборствам. Вы всё удивлялись, почему я так легко и быстро отправил в нокаут вашего насильника… А я просто этим занимаюсь с семи лет, Наташа.

— И вы… — я сглотнула, — вы побили своего отца?

Несколько секунд Громов молчал. Я видела, как он сжал вторую руку — так, что побелели костяшки пальцев.

— Мне было восемнадцать, я учился на первом курсе… Пришёл домой после института, а тут отец орёт на маму. И когда он ударил её, я кинулся на него, всего несколькими ударами я отправил его отдыхать у стеночки… Мы с мамой собрали вещи и ушли из дома. Почти год жили у её брата, а потом он помог нам купить квартиру… Отец пытался вернуть нас поначалу, но после разговора со мной передумал. И ещё через год он умер.

Схватив бокал с вином, Громов выпил залпом и закашлялся.

— А ваша мама? Она… больше не вышла замуж?

— Какое там, — Максим Петрович хмыкнул, — она до конца жизни от мужиков шарахалась, как от бубонной чумы. Не желала ни с кем разговаривать, кроме меня и брата, даже слесарей и электриков посылала на три буквы. Мама очень помогла нам с женой, когда родилась Анжелика, да и к воспитанию Алисы руку приложила…

С женой… я вздрогнула и отняла у Громова свою руку. Он немного удивлённо посмотрел на меня.

— Наташа, что с вами?

— Просто… немного жутко, — я даже почти не соврала. — Ваша мама уже умерла?

— Да, три года назад.

Громов смотрел на меня как-то странно. Словно понял, почему я отняла свою руку… но нет, этого просто не может быть.

— Видите, Наташа… не каждому в жизни так повезло с родителями. А ваши были прекрасными. Я понимаю, вы скучаете по ним. Но нужно жить дальше.

— Я и живу, — огрызнулась я, отодвигая пустую тарелку.

— Живёте, — и Громов, воспользовавшись случаем, снова взял мою руку. — Но вы ничего не чувствуете, Наташа. Ваше сердце продолжает биться, но вы закрыли его от любых привязанностей, потому что больше не хотите испытывать боль от потери любимых. Вы как спящая красавица — да, вы живы, но… вы спите.

— И что? — я не понимала, к чему он клонит.

— Вам нужно проснуться.

Проснуться… если бы я ещё знала, как. Но вслух сказала иное…

— Зачем? — тихо спросила я. Громов, кажется, слегка удивился. — Зачем мне просыпаться? Родители — это единственные люди, которые никогда бы меня не предали. Но они ушли навсегда. Зачем мне просыпаться и открывать своё сердце кому-то ещё, постоянно ожидая, что он либо уйдёт, либо предаст? Я не выдержу больше… лучше не привязываться, не чувствовать, не любить…

Он смотрел на меня с такой нежностью и таким сочувствием… И меня внезапно начало это бесить. Да и вообще, почему я тут рассуждаю о своей жизни со своим же начальником?