Зеркало души - читать онлайн книгу. Автор: Фелиция Флакс cтр.№ 26

Как стало известно автору статьи из конфиденциальных источников, Ната Макарова, более известная публике как Леди Хаос, рассчитывала с помощью этой разрекламированной и многообещающей выставки вернуть себе былую популярность. С агентством „Триколор“, который является организатором выставки, якобы велелись долгие переговоры об ее участии, и что в ангельской иерархии Ната рассчитывала ни больше ни меньше как на чин серафима.

Однако Господь Бог Феликс Ипатов, видимо, нашел, что Леди Хаос, „засветившаяся“ год назад в некрасивой истории с наркотиками, никак не может претендовать на титул ангела на земле, и наотрез отказался работать с красавицей-блондинкой, за спиной у которой вовсе не крылья, а — большие люди и череда громких скандалов. Генеральный директор агентства „Триколор“ и по совместительству отец фотографа — Виталий Ипатов — на днях лично подтвердил информацию об отказе. Так что место серафима пока остается вакантным. И неизвестно, кто его займет…»

Радмила не смогла дочитать эту статью до конца: солнце погасло.

До этой заметки мир еще продолжал быть для нее светлым, хотя глаза и отказывались на него смотреть. После статьи — все погрузилось во мрак.

Абсолютный мрак — это и есть смерть.

Она стала ходячим трупом, у которого внутри все обуглилось. Она сама себя сожгла. Те слова, что она тогда в малодушной истерике кидала молчавшему Феликсу, были напалмом, который спалил душу, сердце и…

…любовь.

Ничего не осталось внутри. И надо, чтобы ничего не оставалось снаружи. Именно поэтому любые напоминания о Феликсе Ипатове надлежало уничтожить.

Смерть так смерть.

Дни сделались точно такими же, какими они были всю ее жизнь до него: длинными-длинными, тусклыми-тусклыми, беспросветными, ничем не заполненные. День-ночь, день-ночь. И ничего более.

Она перестала смотреть на небо. Она забыла, что такое красота. А звезды… Звезды теперь были только тряпичными.

Осень для Радмилы наступила незаметно, но совершенно своевременно. Ей очень требовалась осень. Ей требовались дожди, ей требовалась влага, чтобы хоть что-то могло плакать — своих собственных слез у нее не нашлось. Пусть уж вместо нее плачет шальной дождь. Она пыталась гулять по промокшим улицам, тоже промокшая и продрогшая, нарочно оставляя зонт дома. И тогда ее щеки были мокрыми, как будто по ним текли слезы. Те самые, невыплаканные ей самой.

Однако после пяти прогулок Радмила отказалась от этих промозглых променадов. Как-то так получалось, что какими бы маршрутами она ни шла, куда бы ни сворачивала, по каким бы улицам ни блуждала, она неизменно оказывалась перед гигантским многоэтажным зданием, в котором находился офис «Триколора». Глаза ее отсчитывали тринадцать этажей, мгновение смотрели на зеркальные стекла, а после она трусливо убегала, не оглядываясь, пряча лицо в шарф, задыхаясь и хрипя.

Бежала, как преступница, — куда глаза глядят.

* * *

Дождь.

С прошлого вечера и весь сегодняшний день. На улице — сплошь потоки воды, в разлившихся гигантских лужах — исполинские пузыри. Ветер рвет померкшую листву и швыряет ее в окна. На небе — свинец. Небо тяжелое и студеное, готовое обрушиться в любой момент.

Пусть же скорее рушится.

Радмила отвела глаза от запотевшего стекла. До конца рабочего дня еще полтора часа. Но ни один из читателей не жаждал в такую погоду переступить порог библиотеки. Часы за спиной равнодушно отсчитывают минуты абсолютного безделья, которое так портит душу.

Она встала и прошлась по пустому помещению. Прильнула к стеклу и сразу отпрянула — уж слишком холодным оно оказалось. А в ней и так мертвенного холода предостаточно.

Вдалеке стукнула входная дверь. Неужели все же кто-то отважился забежать сюда по такой погоде? Радмила поспешно уселась на свое рабочее место.

Ипатов-старший в развевающемся черном плаще появился в раскрытых дверях, подобно дьяволу из преисподней. Для пущего готического эффекта требовался хладный сквозящий холод, который бы затушил горящие свечи при появлении страшного черного человека.

Лицо его было настолько чеканным и мрачным, что Радмила без всяких дополнительных готических эффектов тихо сползла вниз по стулу и прикипела к его потертой обивке онемевшей задницей.

Агатовые, смертельно-опасные глаза Виталия Викторовича быстро обежали залу, не задерживаясь на книгах, и вонзились в съежившуюся библиотекаршу.

Поначалу он ее не узнал. В последнюю их встречу ее глаза еще сверкали, лицо было оформлено по всем правилам макияжа и жило особенной жизнью, улыбалось, светилось изнутри. Бледная же кикимора с погасшими очами и паклей, стянутой на затылке лохматой резинкой, очень мало напоминала знаменитое «лицо» фирмы «ОптикЛайф», и чьи ангельские глаза по-прежнему искушали и завлекали всех и вся с рекламных проспектов.

Может быть, Виталий Викторович и покоробился внутренне от этого видимого безобразия, но лицо его осталось неизменно-чеканным.

Он молча обогнул библиотекарскую стойку и с силой выдернул Радмилу из ее укрытия.

— Ой, — вывалилось из Радмилы испуганное междометие, и она прикусила себе язык.

Это был жуткий сон. Виталий Викторович молча волок ее к выходу. Пока она сражалась за право сделать самой шаг и выдавить из себя протест, он успел затолкать ее в свой заляпанный грязью по самую крышу «Мерседес». Автомобиль рванул с места.

— Что вы делаете? — наконец запоздало удалось возопить ей, когда дома стали проноситься за стеклом с космической скоростью.

— Спасаю своего сына, — коротко ответил Виталий Викторович, не отрывая глаз от дороги.

— Не вижу логики. — Радмила уставилась на него, не подозревая, каким удивительным аквамариновым светом вдруг вспыхнули ее умершие глаза. Тем самым особым дивным светом, который однажды свел с ума Ипатовых, и младшего, и старшего.

— Я тоже.

— Меня уволят, — робко заметила она, всерьез напуганная тоном его голоса.

— Хорошо. — Ипатов смотрел на дорогу.

— Мне нечем будет заплатить за квартиру.

— Еще лучше. — Ипатов смотрел на дорогу.

— Я умру с голоду.

— Восхитительно. — Ипатов смотрел на дорогу.

Она замолкла и тоже принялась смотреть на дорогу. Но ничего не видела. Ее глаза натыкались лишь на нечто непроницаемо-серое. Она тихонько вздохнула, и тут раздался визг тормозов. «Мерседес» вдруг резко вильнул и остановился. Радмила повисла на ремне безопасности.

— Что та?.. — начала она и осеклась, когда вдруг увидела лик повернувшегося к ней Виталия Викторовича. То было лицо, целиком вылепленное из ярости и черного бешенства. Ипатов-старший протянул к ней скрюченные руки, как будто хотел ее удушить. Но пересилил себя, и его руки упали на руль.

— Я всегда знал, что он когда-нибудь потеряет голову из-за женщины. — Голос Виталия Викторовича оказался болезненно глух. — Из-за красивой, обворожительной, загадочной женщины. Из-за сильфиды. Но мне даже в самом страшном кошмаре не могло присниться, что его крышу снесет из-за вас. — Ипатов криво усмехнулся, и в этой асимметричной усмешке сконцентрировалась вся душевная горечь. — ВАС. Глазастика чертова! Согласен, вы чрезвычайно умны и остры на язык. Это возбуждает. И низ, и верх. У вас умопомрачительные глазки. Но ведь вы же отнюдь не сильфида. Вы… вы черт знает что такое! И не спорьте. — Виталий Викторович зловеще блеснул глазами, когда она невольно открыла рот. — С вами интересно, с вами легко. Говорю это, руководствуясь собственными впечатлениями. Феликс, несомненно, нашел в вас много привлекательного чисто по-человечески. После зацикленных на себе фотомоделей он имел право отдохнуть душой в вашем обществе. Я его даже одно время поощрял…