Да, я потерял технику, но у меня остались машина Егорова, стрелковка и гранатометы, поэтому я обязан умыть этих фрицев кровью и продержаться до темноты! Доказав самому себе, что российская армия через семьдесят лет знает и умеет все-таки больше Красной, и как бы то ни было, но выучила кровавые уроки Великой Отечественной!
И пусть потом про эту высотку, а не про Ржев Твардовский сочиняет свое пробивающее до слез стихотворение, а я постараюсь это заслужить…
– Взвод, к бою! Противник с фронта! Приготовиться к отражению танковой атаки!
Егоров не оплошал, его маневрирующая в поле за высотой 41,2, а потом и Гадюкино БМД, оплетая пикирующие юнкерсы трассами пушки и спаренного пулемета, не только сбила еще один самолет, подведя трассу под траекторию пикирования, но и под разрывы бомб тоже не подставилась, постоянно меняя курс и скорость и сумев во всех случаях, кроме одного, уйти из зоны поражения.
Почти подловить его удалось только немцу, пикирующему последним, четыре плоских осколочных разрыва встали хоть и за кормой машины, но достаточно близко от неё, чтобы у меня екнуло сердце, дрогнувшее второй раз, когда Егоров разразился потоком матерщины. Однако все обошлось.
– Топор Десять – Топору Тридцать. Чуть не обгадился, всю машину осколками осыпало. Разбит командирский прицел, в остальном машина боеспособна. Приём.
– Уходи за высоты, танки на левом берегу, уничтожить!
– Есть, Топор Десять. Заряжаю ПТУРы.
Наводчик 444-й машины Филиппович к тому времени уже развернул башню и взял выскочившие из леса и вставшие на опушке немецкие танки на сопровождение.
Немцы нестройно выстрелили, БМД Егорова, как показалось, неторопливо набирала скорость. У меня нарастало чувство совершенной ошибки.
Немцы нестройно выстрелили еще раз, вокруг машины Егорова сверкнули трассеры. В ответ БМД сбросила скорость и пустила управляемую ракету.
– Ты что творишь, сержант!
Разумеется Филиппович не промахнулся, про сам «Аркан» с его бронепробиваемостью в 750 миллиметров тоже можно было не волноваться, при такой мощности кумулятивный пест должен был проткнуть пораженную немецкую машину навылет, но меня волновало не это.
И, разумеется, везение Егорова и меня вместе с ним, с этим полыхнувшим как бочка с соляркой «Чехом» Pz.38(t) – собратом машины, стоящей рядом с музеем Вооруженных сил в Москве, подошло к концу. Да, выстрелив после поражения товарища, немцы промахнулись еще раз, но когда Егоров в очередной раз сбросил скорость, чтобы еще раз пустить ракету, шарик бронебойного снаряда неожиданно шустро перезарядившегося немца ударил его куда-то в корму, в районе двигателя.
Машина пыхнула клубом дыма и начала сбрасывать скорость, система пожаротушения, видимо, сработала, но попадание выбило двигатель.
Воспоминания о первой моей жизни встали перед глазами, сейчас немцы БМД добивать будут:
– Валите из машины, быстро!
Электрооборудование подбитой БМД еще работало, и экипаж не послушался, пустив еще одну ракету и даже опять поразив ею немецкий танк, несмотря на еще одно ответное попадание. А потом два уцелевших немца, не обращая внимания на начавший отползать в лес подбитый третий превратили машину в дуршлаг, стреляя по ней до тех пор, пока не полыхнули заряды в автомате заряжания. К счастью, целехонький егоровский экипаж к тому времени уже улепетывал к лесу.
Ну, вот и всё. Техника у меня кончилась.
– Взвод, приготовить противотанковые гранатометы. Топор Одиннадцать, Граб Один, уничтожить немецкие танки в воде при попытке форсировать реку. Граб Три, уничтожить поддерживающие атаку станковые пулеметы и противотанковые орудия по опушке рощ Огурец и Дальняя перед нами. Остальным – всеми имеющимися огневыми средствами уничтожить наступающую на левом берегу пехоту противника, не допустив форсирования ею реки. С богом, парни! Родина смотрит на нас!
Родина в лице забытого мною особиста Трофимова на меня действительно смотрела, я говорил чистую правду. Единственное, что не упомянул – выпучив глаза и отвесив челюсть.
Я криво ухмыльнулся ему, посмотрел на стрелков егоровского отделения, тащивших от БТР-Д тело погибшего пулеметчика и вытаскивающих – с помощью прихваченного Трофимовым из госпиталя сержанта – из башни БМД № 443 вяло шевелящего окровавленной головой сержанта Никишина, похлопал особиста по плечу и пошел наверх, к своему КНП. Пусть я потерял всю технику, бой еще не был закончен и его можно было выиграть.
– Третье отделение, закругляйтесь! Раненых укрыть в окопах и перевязать. Сами – наверх и к бою!
Выиграть бой-то я еще, конечно, мог, но кто бы с такими козырями мне это дал. Да, будь передо мной одни пулеметы с противотанковыми орудиями, пусть и при возобновившемся артобстреле немецкой гаубичной батареи, я бы, возможно, и управился, но эти два танка испортили всю малину.
Несмотря на то, что немецкая рота пошла в атаку не ранее их подхода к Огурцу, при подходе наступающих к урезу воды они просто остановились, пропустив пехоту вперед и прикрывая ее огнем с места.
То, что Аушев к тому времени подавил обе противотанковые пушки и с переменным успехом гасил станковые пулеметы на опушке рощи, нам совершенно не помогло.
Две вставшие на трехстах метрах бронированные снайперские винтовки с цейсовской оптикой, прикрывая двинувшиеся к мосту и броду штурмовые группы, просто искромсали все живое, что имело храбрость проявить себя, находясь в их прицелах.
Исход боя был решен. Я отдал команду выносить раненых к грузовикам.
Последним успехом моего взвода был снайперский выстрел оставленного в прикрытии отчаявшегося Якунина из предусмотрительно им прихваченного из бронетранспортера РПГ-7, попавший в башню одной из машин. Второго под градом пуль из танкового пулемета и снарядов, растерзавших его ячейку, обрадовавшийся младший сержант сделать не успел.
После него меня хватило ненадолго. В ходе отхода с высоты под огнем перенесшей огонь в глубину немецкой артбатареи и под сопровождение одолевающих мыслей, что всё должно было случиться совсем не так, прямо передо мной мелькнула очередная вспышка…
Вспышка…
…Грохот грома. Я сижу на башне БМД и вижу скрытые очками смеющиеся глаза ухмыляющегося сержанта Никишина.
– Как бы нам под первую в этом году грозу не попасть, товарищ лейтенант!
Грохот грома, вспышка, и моя БМД летит куда-то в тартарары, ломая непонятно откуда взявшийся вокруг подлесок…
Жизнь девятая
…Если нет выгоды, не двигайся; если не можешь приобрести, не пускай в ход войска; если нет опасности, не воюй. Государь не должен поднимать оружие из-за своего гнева, полководец не должен вступать в бой из-за своей злобы. Двигаются тогда, когда это соответствует выгоде; если это не соответствует выгоде, остаются на месте. Гнев может опять превратиться в радость, злоба может обратиться в веселье, однако погибшее государство снова не возродится, а мертвые снова не оживут…