* * *
Две красные и зеленая ракеты, в соответствии с таблицей сигналов означающие «атака справа», не заставили себя ждать. Ну вот, наконец хоть какая-то определенность. Ну, а пока еще один краткий инструктаж не помешает.
– Взвод, к бою! Бронегруппа под моим началом выдвигается к высоте 43,1. Спешенная группа взвода при поддержке БМД под номером 444 из-за железной дороги обороняет опорный пункт, старший – гвардии старший сержант Бугаев. Егоров, с машиной действуй по ситуации, в кустах на той стороне весь бой сидеть необязательно. Саша, ты тоже за ним присматривай, эта БМД, пока не вернемся, основное твое огневое средство. Приоритетные цели – противотанковые орудия и пулеметы, не забывайте.
– Принято, Десятый.
– По коням!
Подо мной рыкнула двигателем и развернулась на месте никишинская БМД…
Боевые машины, легко набрав скорость, пулей перемахнули дорогу и параллельно просёлку на Гадюкино двинулись в направлении высоты 43,1, над которой каждые три секунды продолжали раздаваться взрывы от артиллерийских снарядов.
Подъехав ближе, после коротких колебаний подниматься по склону высоты я не рискнул, лезть под заградительный огонь немецкой артбатареи было бы самым глупым решением из имеющихся, оптимальнее было бы, скрываясь за склоном высоты, выскочить на дорогу Гадюкино – Коровино и ударить противнику во фланг, что позволяло бы при удаче отрезать наступающих от леса и полностью на склоне высотки уничтожить. Если судить по ракетам и продолжающемуся артобстрелу, немцы выбрали для атаки самый оптимальный из имеющихся вариант – атаки под огневым валом. Хотя, как мне всегда казалось из просмотра патриотических исследований, немцы этого не практиковали. Хотя я бы на месте моего друга, немецкого мотоциклиста, имей такую возможность, непременно именно так бы наступал. И как я подозревал, следуя в своей БМД к месту боя, в советах моих в этом вопросе немец не нуждался.
Так и вышло. Хотя фрицы за рекой и засекли машины, закидав небо красными ракетами, немцев, видимо, выскочивших из леса сразу же после начала артиллерийской подготовки, это не спасло. Слишком быстро двигались наши машины, и слишком высоко фашисты поднялись по склону.
Попытка поставить перед машинами заградительный артиллерийский огонь не сработала из-за той же скорости, пересчитывать данные со скоростью баллистического вычислителя живым людям было сложно, разрывы все время оставались за спиной. А потом мы сблизились с атакующими, и немецкая артиллерия смолкла, чтобы не перебить своих же. Эффективность ПЗО калибром 105 миллиметров против танков и близко не поражает, а вот не укрытую пехоту, попавшую в зону поражения, сметет на раз. Мы этому были бы только рады, ибо эта пехота была их собственная – немецкая.
В сущности, атакующие германцы, видимо, разве что только-только успели сообразить, в честь чего за рекой такая паника. Во всяком случае, попытки со всех ног бежать к лесу, единственное, что могло спасти этот несчастный взвод, мои машины, выскочившие на фланге наступающих, не обнаружили.
Практически первое, что бросилось в глаза в прицеле, была фигура немецкого лейтенанта, присевшего на колено и сжимавшего в руках автомат, рядом с двумя фрицами с вьюками радиостанций
[45] на спине.
В этот раз шустрый лейтенант вместе с радистами умер первым, сразу же после моей команды «Огонь!». Шарики осколочно-трассирующих снарядов разорвали одного из радистов на куски и скрыли дымом и комьями земли рухнувшие на землю фигуры оставшихся. Никишин хмыкнул, дополняя огонь тридцатки пулеметом.
– Граб Два – Топору Десять. Держи дистанцию за БМД, прикрой нас со стороны леса, еще не хватало, чтобы в спины машины постреляли. Склоном не заморачивайся, у немцев без шансов.
– Есть, Топор Десять. Выполняю.
Фрицы попали в совершенно безнадежную ситуацию, все, что их могло спасти – это противотанковые средства, оставленные на опушке, которые отвлекли бы на себя внимание наводчиков-операторов, а то и смогли бы подбить боевые машины.
Несмотря на нахлынувшие воспоминания о немецкой слезоточивке, я предпочел рискнуть. ПТР в отрыве от немецкого взвода было делать нечего, но даже если бы они и имели возможность вести нам огонь в борт и корму, окружение немецкого взвода на склоне высоты и его полное уничтожение окупали весь риск полностью. Тем более что ФВУ у меня работали, а машины держали достаточно высокую скорость, уничтожая гитлеровцев огнем с ходу.
Несмотря на подспудные ожидания, все прошло как по маслу, на которое добавил немного икорки Егоров, в разгар избиения немецкого взвода доложивший об обнаружении и уничтожении немецкого противотанкового орудия за рекой.
Оказавшиеся в безнадежной ситуации фрицы практически не сопротивлялись. Расчет ПТР успел сделать пару выстрелов, прежде чем его расстреляли из 30-миллиметровых пушек, один из пулеметов стрелял чуть подольше, прежде чем произошло то же самое. Что случилось с остальными, я даже не заметил.
Памятуя уроки исхода предыдущей жизни, позволять противнику воспользоваться ручными гранатами я не собирался. БМД чуть развернулись для удержания дистанции с противником и охватили немецкий взвод с двух сторон, поставив фрицев под перекрестный огонь и окончательно отрезав, казалось бы, от такой близкой опушки. Буквально сразу же после этого со стороны окруженных появились первые поднятые руки, по запарке скошенные пулеметной очередью, а чуть погодя и пара белых платков на стволах винтовок, торчащих из травы. Я скомандовал прекратить огонь.
Немецкий язык не моя самая сильная сторона, но пару-тройку расхожих фраз в наше время мультикультуризма, телевидения и интернета никак нельзя не вспомнить, даже если исключить из них такие популярные, как «Из лёхе пистишь!» и «Дас ист фантастишь!», слегка неподходящие к ситуации, но зазубренные насмерть благодаря настоящему немецкому качеству современных мне германских кинодокументалистов.
– Wecken! Hnde hoch! – Как по-немецки будет «Встать!», я не помнил, однако команда «Подъем!» запала в память. «Руки вверх» по-немецки в излишнем напряжении мозговой деятельности не нуждались.
Фрицы за рекой безмолвствовали, артиллерия молчала – принять пленных мне в принципе ничто не мешало. Разве что нужно было убрать боевые машины за гребень, чтобы они не просматривались с противоположного берега. Встать на месте под наблюдением корректировочной группы было бы крайне опрометчивым поступком, артиллерийский налет по торжествующим победителям был последним, в чем я нуждался.
– Komm zu mir, мои поднадоевшие друзья!
Уцелевшие фрицы нехотя начали стягиваться к вставшим боевым машинам, к чести германского воинства – несколько человек тащили и вели с собой раненых. Одновременно сверху под крики «ура» бежала группа явно натерпевшихся страху предков с подполковником и грозно сверкающим очками политруком во главе.
Похвастаться перед ним успехом и доказать собственную гениальность, как мне этого подспудно хотелось, в очередной раз не удалось. Подполковник с его жизненным опытом опять поступил непредсказуемо для молодого лейтенанта, погасив замысел в зародыше.