— Так вы же в нашу первую встречу дали нам ключи, пульт… — сказал, нахмурившись, Мишин, и я, вспомнив об этом, аж зажмурилась от стыда.
— Простите… Совсем вылетело из головы.
— Да ничего страшного, вы были в таком состоянии.
— Надеюсь, ключей от своей квартиры я вам не давала?
— Нет.
Мишину позвонили. Он сказал:
— Пусть заходит.
Дверь отворилась, и в кабинет вошла девушка. В шелковом, в розах, платье, со шляпкой на голове. Длинные рыжеватые локоны спадали на плечи. Большие голубые глаза, вздернутый нос, большой, небрежно накрашенный розовой помадой рот. Она была почти красавицей, если бы не странное выражение лица, выдававшее ее психическое нездоровье.
— Здравствуйте.
— Проходите. Садитесь. — Мишин показал ей на стул рядом со мной. И, обращаясь к нам с Катей, пояснил: — Это Лиза Воронкова, хорошая знакомая вашего мужа.
Девушка тотчас вскочила, отпрянула от меня, словно для того, чтобы получше рассмотреть. Глаза ее просто бегали!
— Вы Наташа Соловей! Жена Сергея! Я так рада с вами познакомиться! — Лиза протянула мне длинную, тонкую и бледную руку. — А я поклонница вашего мужа. Нет, вы не подумайте ничего такого. Мы — фан-клуб Сережи! Мы ездим за ним всюду, нас не так много, вернее, много, но не все имеют возможность ездить за ним на гастроли. Но у меня вот есть такая возможность, к счастью, и господин Шерман всегда помогает нам, сообщает, когда и куда Сергей отправляется.
Шерман — это агент Сережи. Альберт Шерман, я зову его просто Аликом. Он хорошо знает свое дело, уже много лет работает с Сережей, обеспечивая ему густой план гастролей, но держится как-то в стороне от меня, словно чего-то боится. Возможно, он просто много чего знает о моем муже и боится, как бы я не начала потрошить его, выбивая из него информацию. Возможно, сам Сережа представил меня ему как монстра, акулу, опасную тварь, с которой лучше не связываться и держаться от нее в стороне. Думаю, так.
— Вы позвонили нам и сказали, что вы видели Сергея Голта незадолго до его исчезновения.
— Да! В газетах написали, что он пропал четырнадцатого июня, а тринадцатого я видела его, вот как вас! Пишут, что он вышел из театра через черный ход, что на нем был черный плащ! Неправда все это! Он вышел, как обычно, с парадного хода. На нем были черные джинсы и белый тонкий свитер, а в руках — красные розы. Мы бросились к нему, он немного поговорил с нами, после чего сел в машину и поехал. Но…
Тут лицо Лизы вдруг стало красным, а на лбу выступили бисеринки пота. Она смотрела на меня с ужасом. Потом медленно повернула голову и обратилась к Мишину:
— А можно, Наташа выйдет?
Меня, первое, покоробило, что она обращается ко мне «Наташа», словно мы с ней давно знакомы. Конечно, мое имя «Наташа Соловей» стало как бы брендом, это так. Но когда мое имя звучит вот так обыденно, из уст сопливой девчонки, мне становится не по себе. Второе, она словно бы опомнилась, что я — все-таки жена ее кумира! Дошло, наконец! Маленькие шлюшки!
Мишин взглянул на меня, я категорически была против того, чтобы покидать кабинет. Не за то я плачу следователю, чтобы меня выставляли из кабинета.
И тут я почувствовала, как Катя тихонько щиплет меня за руку и взглядом косит в сторону стены, большую часть которой занимало огромное прямоугольное зеркало. Я усмехнулась. Все понятно. Мне только в кино пока доводилось видеть хрестоматийную комнату допроса с зеркалом-шпионом, установленным так, что из соседнего помещения отлично просматривается вся комната.
— Наталия Андреевна, пожалуйста, — едва слышно произнес Мишин, я тотчас встала и вышла из кабинета, Катя последовала за мной.
Мы бросились в соседнюю комнату, которая, к счастью, была открыта, и оказались в полупустом помещении с несколькими стульями и большим прозрачным окном, выходящим в кабинет Мишина. Комната была оснащена специальной аппаратурой, позволяющей слышать все, что происходило по соседству.
— Теперь мы одни. Что вы хотели рассказать, Лиза? — спросил Мишин с видом очень сомневающегося человека. Чувствовалось, что он относится к ней по меньшей мере несерьезно. Однако за неимением других свидетелей, вероятно, Мишин не побрезговал показаниями и этой, слегка сдвинутой девицы.
— Он вышел, как обычно, через парадный вход, — начала Лиза. — Постоял рядом с нами, кому-то написал что-то в блокнотах… Потом сел в машину и поехал. Я дожидалась его за углом дома, знаете, там, за театром, есть кондитерская «Брюлле», вот там мы обычно и встречались.
Мы с Катей переглянулись. В воздухе запахло клиникой, лекарствами, нездоровьем.
— Да? И что же? Он поджидал вас там?
— Да, а что в этом особенного? Он не хотел, чтобы нас видели вместе. Мы скрывали свою любовь.
— Хорошо. И что было потом? — Мишин закурил.
— Я села в его машину, и мы поехали ко мне. Я живу буквально в двух шагах от театра, на Гончарова. Живу одна, и никто мне не указ. Дом у нас старый, двор порос липами… Сережа оставил свою машину как раз под липами, мы поднялись ко мне, я предложила чаю, но он отказался. Знаете, я еще окно открыла, чтобы в комнате пахло цветущей липой… Было так романтично.
— Скажите, Лиза, вы это серьезно или придумали? — не выдержал Мишин и затянулся дымом.
— Почему это придумала? Я рассказываю вам правду. Хочу, чтобы вы не слушали этих журналистов, а поверили мне, настоящему свидетелю! Он был у меня в тот вечер, и, возможно, я видела его последняя.
— Хорошо, он не пил у вас чай, отказался. И что же вы делали?
— А вы не понимаете что, что ли? — взвизгнула Лиза, выстреливая фальшивым фальцетом. — У нас был секс! Примерно полчаса все это длилось.
Мишин швырнул ручку, она слетела со стола и, ударившись о стену, упала на плиточный пол.
— Вы думаете, мне это интересно, сколько у вас длился секс? — Он бросил извиняющийся взгляд на зеркало, а заодно и в мою растревоженную душу.
Катя слушала и смотрела молча. Казалось, рассказ этой сумасшедшей увлек ее.
— Я же рассказываю вам это все не просто так. Дело в том, что никто не знает о том, что Сережа бывает у меня почти каждый вечер после спектакля. Он бывает недолго, говорю же, в среднем около получаса. А после этого он возвращается в свою привычную жизнь. У него есть семья, жена, вы сами знаете. И официальная любовница Лена Юдина.
— А кем тогда приходитесь ему вы? — спросил Мишин устало.
— Я — его любовь. Но тайная, понимаете?
— Вы можете доказать, что он был в тот вечер у вас?
— Да я могу доказать сто раз, что он бывал у меня! Я же сохраняю у себя все то, что… Вот, смотрите! — С этими словами Лиза открыла, звонко щелкнув застежкой, белую лакированную сумочку и извлекла оттуда нечто, похожее на сложенный в несколько слоев прозрачный полиэтиленовый пакет. — Там — презерватив, полный спермы Сергея Голта.