* * *
– Смотри чего!
Ухмыляющийся Нечуй протянул Прияне, сидевшей на кошме в тени шатра, какую-то странную рыбу: с каждого конца по хвосту, один полосатый, другой в крапинку.
Вытаращенными глазами она осмотрела его находку и расхохоталась. Дивная рыбина с двумя хвостами оказалась составленной из двух: щука попыталась заглотнуть окуня, который был больше ее, и застряла, надевшись на него пастью, будто рукавичка на слишком крупную кисть.
– Прямо так поймал, руками! – смеялся Нечуй. – Как говорят: много желать – добра не видать.
– Много хватать – свое потерять, – подхватили отроки, собравшиеся поглядеть на такое диво.
Смех Прияны звучал немного лихорадочно. Равдан с дружиной уехал на заре, наказав сидеть тихо, не отходить от стана и не вступать в беседы с местными. Правда, те и сами их не осаждали: вокруг ни души, только кусты на ветру шевелятся и река блестит. Чего опасаться: Велизар уверял, что в округе народ мирный, к тому же очень надеется на дружбу со смолянами. А в сторону единственной возможной опасности – двинской голяди и варягов из заморья – уехал сам Равдан. Прияне оставалось лишь поскучать возле шатров день-другой, подумать о предстоящем.
Но бездействие томило. Восемь лет она думала о будущем, которое то и дело ее обманывало, жестоко насмехалось. Мало какая девушка так жаждет поскорее стать женой незнакомого и немолодого мужа, который по годам уже мог бы иметь внуков, если бы жизнь обошлась помягче с его детьми. Прияна с нетерпением ждала, когда судьба ее наконец решится, когда она займет свое место и с головой погрузится в предстоящие труды. Не беда, что у Всесвята земля невелика и небогата. Теперь все изменится – для того она, Прияна Свирьковна, и едет сюда.
Десяток отроков сгрудился возле Нечуя и его добычи, звучал смех. Вдруг поодаль раздался резкий свист. Да такой, что все вздрогнули и невольно обернулись.
И замерли. Только что пустая луговина, обрамленная с одной стороны рекой и кустами, а с другой – рощей, изменилась. Сплошной стеной со всех сторон стояли люди – отроки и молодые мужчины, все вооруженные. Человек двадцать держали натянутые луки, нацелив стрелы на смолян.
Те застыли, не веря своим глазам и ничего не понимая. Целое войско – будто с дерева слетев!
– Не балуй! – произнес уверенный, повелительный голос. – Кто дернется – стрелу промеж глаз. А теперь медленно сели на землю. Руки над головой.
– Садись, – шепнул Нечуй.
Он уже оценил положение: невесть откуда взявшихся стрелков было вдвое больше, чем его людей, к тому же все оружие смолян лежало у шатров. А между стрелками теснились еще несколько десятков человек с щитами и секирами наготове – общим число не менее сотни.
Смоляне исполнили приказ. Вот тебе и неопасно! Вот тебе и смирный народ…
Прияна встретила изумленный взгляд Нечуя и тут же поняла: они подумали одно и то же. Это не полочане! И вообще не кривичи. Даже те несколько слов, что они услышали, прозвучали вовсе не со здешним выговором.
Но это и не голядь. В Смолянской земле хватало своей голяди, днепровской, даже покойная мать Равдана происходила из этого племени – не говоря о Еглуте, матери Станибора. И уж конечно, это не варяги, которых в Свинческе видели очень часто: как проезжих, так и своих.
Теперь, когда все вокруг нее сидели, подняв руки, Прияна хорошо видела налетчиков. Чьи-то оружники: ясно с первого взгляда. Молодые по виду бойкие, немолодые – бывалые. Значит, не оратаи, поднятые кем-то в войско. Бросались в глаза мечи на плечевых перевязях, щиты на левой руке – вещь почти невозможная у тех, кто воюет только по сполоху.
Видя, что никто не противится, несколько человек двинулись вперед и подошли к шатру. Остановились шагов за пять.
– Чьи вы люди? – спросил тот же голос. – Смоляне ведь?
Теперь Прияна видела говорившего – молодого парня, лет двадцати. Он держал боевой топор, но щитами его прикрывали двое с боков. Шлема на нем не было, и она ясно разглядела его лицо, светлые блестящие волосы.
– Смоляне, – негромко отозвался Нечуй.
– С вами Свирькина дочь… Премила, да?
– Прияслава, – вполголоса поправил отрок возле говорившего.
– Где она?
Светловолосый окинул быстрым цепким взглядом девушек среди сидящих на траве, но тут же взгляд его обратился к Прияне.
Она опомнилась, на смену растерянности пришло возмущение. Прияна встала на ноги. Точно зная, что в нее стрелять не будут.
– Прияслава Свирьковна – это я. – Она выпрямилась и расправила поневу. – А вы кто такие?
– Это она, – подтвердил тот, что стоял рядом со светловолосым. – Я ее узнал.
Прияна посмотрела на него. Тот был в шлеме, и под наносником лица почти не разглядеть: так узнать можно только хорошего знакомого.
– А я, – светловолосый сделал шаг к ней, выйдя из-за прикрывавших его щитов, сунул кому-то свой топор и положил ладони на бока, – великий и светлый князь русский, Святослав, Ингорев сын. Жених твой нареченный. Не ждали?
Прияна смотрела на него и молчала. Где там найти слова – чудо, что она удержалась на ногах. Если бы ударил с чистого неба гром, пала бы огненная молния прямо под ноги и открыла бездну… Все это и случилось. Это имя, которое она восемь лет повторяла в мыслях, а потом полгода гнала от себя, отдалось в ее ушах грозовым раскатом.
Она не усомнилась, что это правда. Стоявший перед ней отрок ничуть не походил на того мальчика, которого она смутно запомнила. Зато он очень походил на светлого князя русского… на молодого Перуна, выходящего из грозовой тучи в блеске огненных стрел. Стоя неподвижно и ничего не делая, он подчинял себе все вокруг в пределах видимости. Становился серединой мира везде, где появлялся. Как солнце…
Эта сила таилась в нем самом. Во внешности – ничего необычного: простая рубаха, узкий кожаный пояс с серебряными бляшками, два ремешка на шее, что на них висит – не видно. Таких отроков оружных Прияна за свою жизнь видела сотни: в отцовской дружине, в Хаконовой, в Станиборовой, у проезжающих гостей. Но в лице этого парня отражалось нечто, говорившее: он такой на свете один.
«Не знаю, насколько он хорош собой… У него столь решительный вид, что задуматься о его красоте как-то не приходит в голову…» – всплыли в памяти когда-то давно слышанные слова. Тогда она сказала: «Понимаю», но на самом деле только сейчас поняла, что Хакон имел в виду.
И мысль о Хаконе помогла ей опомниться.
– Жених, говоришь? – Прияна шагнула к нему. – Ничего подобного. Мой жених – Всесвят полоцкий. Вот и колечко его! – Она вытянула вперед руку, показывая серебряное кольцо – ей вручил его Велизар, когда она приняла сватовство. – Разве оно твое? Или ты мне что дарил?
– К песьей матери Всесвята!
Внезапно Святослав схватил ее за руку; Прияна вскрикнула. Он попытался стянуть с ее пальца кольцо, но она дергалась и не давала ему. Нечуй хотел вскочить, но сразу двое киевских навалились на него, не давая шевельнуться. Прияна закричала от боли – так сильно Святослав стиснул ей палец, стараясь сорвать кольцо; потом вывернул руку, разомкнул неспаянные концы колечка, снял и наконец выпустил ее.