Две жены для Святослава - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 60

Не имея сменных лошадей, отроки старались не слишком гнать, но все же проходили в день почти вдвое больше, чем удалось бы по воде на веслах.

Вторую ночь хотели провести в Асоте, сообщив заодно свою новость Звениславе. К счастью или несчастью, она попалась гонцам у рощи, где гуляла с девушками. Услышав, что случилось, Звенислава побледнела, и Радим поддержал ее, боясь, что упадет.

– Пойдем в город! – потянул он ее за руку. – Или приляг на травку, дух переведи.

– Нет. Постой.

Звенислава поразмыслила немного: лицо ее отражало ужас и напряженную работу мысли.

– В город не пойдем, – невыразительным голосом сказала она потом. – Поедем… сейчас.

– Куда?

– Да в Полоцк, дубина! – закричала она вдруг на двоюродного брата. – Ты думаешь, меня отсюда пустят, если узнают, что у меня больше и защиты никакой нет? В рабыню обратят, Свойке в наложницы отдадут! А отец с матерью там одни! Их ни утешить, ни поддержать некому, Веляшка дитя еще! Поехали, ну, пока не сообразили!

Радим снова сел в седло, и Звенислава, опираясь о стремя, взобралась на круп и устроилась позади брата.

– Гони! – приказала она сзади.

И Радим погнал.

Мчались половину светлой ночи, пока не стемнело настолько, что двигаться вперед стало опаснее, чем задерживаться. Но их никто не преследовал: почти все мужчины Асоте ушли с войском и еще находились очень далеко от города, а хозяйка и прочие женщины не взялись устраивать погоню своими силами. Или не догадались. Может, обрадовались, что сбыли чужачку с рук.

На земле Латгали ночевали два раза в лесу, не желая рисковать, отдаваясь во власть местных. Напряжение скачки помогало Звениславе держать себя в руках, отвлекало от горя, но и на стоянках она старалась крепиться. Как будто со смертью последнего из братьев обязанности сына перешли к ней, хотя что она, девушка пятнадцати лет, могла бы сделать?

Поплачет она потом, когда вуй Богуша привезет тело и его надо будет хоронить. Вот тогда они с матушкой и Веляшей поплачут! А заодно бабы и дочери всех тех мужиков, что сгинули в этом злосчастном походе!

– Ох, братец, не в добрый час ты вздумал к той смолянке свататься! – тихонько причитала Звенислава по вечерам у костра. – Кабы не обворожила она тебя, был бы теперь дома, при родителях, живой и здоровый!

– Ну, не так… – неуверенно возражал Радим. – Зачем сватовство-то затеяли – чтобы от варягов отбиваться. Они-то сами пришли.

Он помнил, как об этом говорил отец, как обсуждал с князем и старцами людскими. Это сватовство имело какой-то смысл… оборона… торги… Но сказать об этом Звениславе он не смел. Вот они, торги: Городислав убит, земля без защиты, а пользы ни на полвеверицы!

– Пусть вот теперь эта смолянка, ведунья-вещунья, Кощеева невеста, сама приходит нашу землю оборонять! – бормотала Звенислава, нарочно стараясь разозлить себя, чтобы не реветь в голос.

Если хотя бы кажется, что виноватый найден, становится чуть-чуть легче. Гнев хоть немного отнимает силу у скорби.

Пока же все случившееся так оглушило Радима, что потрясение не давало даже горевать по брату. Зато он понимал: кроме них с отцом, у Всесвята и нет больше мужчин в близкой родне.

* * *

Когда Ведома была девушкой, именно на Купалиях, во время русалочьей пляски, она впервые увидела Равдана, а он – ее. И оба они при этом обознались: он думал, что она – настоящая русалка, а она думала, что он – ловацкий князь Зорян, за которого ее хотел выдать отец. Ее заблуждение рассеялось до исхода ночи, Равдан же узнал, кто на самом деле его жена, без малого через полгода. Но в главном – в выборе пары – не ошибся и не раскаялся ни один из них.

Прияна с детства знала эту семейную былинку. С того года, как надела поневу, она сама на Купалиях «плясала русалку» и каждый раз невольно думала: а что, если и к ней ее жених каким-то чудом явится именно в эту чародейную ночь?

И вот ей семнадцатый год, и те полудетские надежды уже смешны. В ночь смерти Хакона Прияне показалось, что она разом повзрослела лет на десять – прикосновение к Нави не проходит бесследно, – и с тех пор это ощущение не покидало ее. Она будто выросла на целую голову над собой прежней – той девчонкой, что вздыхала, воображая киевского красавца князя, что однажды приедет за ней, будто Ярила, на коне с цветами в гриве…

Теперь она ждала совсем других вестей и с другой стороны.

Однако именно на Купалиях к ней подошла Ведома. Перед этим русалок «прогнали в рожь», девушки разбежались по роще, чтобы пустить берестяные личины по воде и вернуться на Ярилин луг. Завели круг, запели «лебёдку»:

Прияна вышла из чащи последней: ей было дольше всех переодеваться из мокрого в сухое и заново перечесывать влажную косу, в которую напуталось всякой зелени. Берестяную русалочью личину, венок из длинных стеблей боронец-травы она пустила по воде и сама ощутила облегчение: все, уплыла русалка. Когда же Прияна наконец показалась на опушке, никто уже не принял бы ее за гостью из Нави: свежая беленая сорочка, красная понева, опрятно заплетенная коса, шитое золотом очелье с серебряными кольцами у висков, ожерелье из синих стеклянных и льдистых хрустальных бусин. Только источаемый ею запах свежести, речной воды и лесных трав наводил на мысль, что русалка тут не так уж и далеко…

Для Ведомы пора плясать прошла: она ходила в круги с бабами, но лишь до темноты. Вот и теперь она уже собрала детей и хотела возвращаться в Свинческ, как вдруг, к удаче своей, заметила под березами опушки статную фигуру сестры.

– Вон она! – звонко закричала Орча, указала вытянутой рукой и сама побежала первой.

– Цела будь! – Подойдя, Ведома поцеловала сестру. – А я всем отрокам наказала тебя высматривать и, кто увидит, передать, чтобы в городец зашла.

– Я хотела на днях идти, – кивнула Прияна. – Приехал кто до меня?

Ведома помолчала, подобрала полы поневы – на Купалии даже княгиня выходила в старинном кривичском платье, – села на траву, будто передумав уходить. Расправила новую, беленую завеску, скинула стебелек с красного шитья.

пели ближе к реке девушки.

Купальский вечер в это лето выдался ясный: ни дождя, ни ветра. На голубом, лишь чуть потемневшем небе сияла круглая белая луна. Другая луна, сестра ее, переглядывалась с ней из воды Днепра – того же цвета, что небо. Если долго смотреть, то скоро перестанешь понимать, с какой стороны находишься сам: на земле, в воде, в небе? Прияне вспоминались прежние Купалии: в эту ночь она всегда так пронзительно ощущала это соприкосновение всех видимых и невидимых граней всемирья, верхней и нижней его части, живой и мертвой, людской и божественной, что торопилась сделать самое важное: не отстать, не пропустить того единственного за долгий год мгновения, когда можно вложить горячейшее свое желание не в уши, а прямо в сердце божества.