Теперь я мог осмотреться как следует. Вокруг была уже не густая чаща, а просто довольно лесистая местность. Даже беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться в правоте слов моего отца, когда он говорил, что в этих краях Норма является посмешищем. Я не мог назвать с уверенностью ни одного дерева.
Знакомый ствол поддерживал неправильную крону, узнаваемого вида ветви были покрыты листьями искаженной формы, и кора деревьев тоже оставляла желать лучшего. Какое-то время слева от нас все заслонила стена фантастически переплетенных между собой кустов куманики, ощетинившихся колючками величиной с лопату. В другом месте целая полоса земли выглядела как высохшее русло реки, заполненное большими валунами, но эти валуны оказались круглыми грибами, тесно сросшимися друг с другом. Там были деревья со стволами настолько мягкими, что они не могли стоять прямо и потому пригибались к земле и стелились по ней. Тут и там встречались крохотные рощицы миниатюрных деревьев, съежившихся, узловатых и очень старых на вид.
Я снова исподтишка глянул на человека в другой корзине. Казалось, в нем нет ничего явно неправильного, разве только был он очень грязным, как, впрочем, и его изодранная одежда и мятая шапка. Он поймал мой взгляд и спросил:
— Никогда раньше не бывал в Зарослях, парень?
— Нет, — ответил я. — Все они так выглядят?
Он ухмыльнулся и покрутил головой.
— Здесь ничего не выглядит так же. Поэтому Заросли и называются Зарослями. Здесь пока почти ничего не растет согласно своей породе.
— Пока? — переспросил я.
— Конечно. Со временем все устоится. Дикие Земли тоже когда-то были Зарослями, а сейчас они намного стабильнее, точно так же и те места, откуда вы пришли, когда-то были Дикими Землями, а теперь устоялись еще больше. Я так понимаю, что Бог испытывает наше терпение, раскладывает свой пасьянс, но что-то очень уж заигрался.
— Бог? — усомнился я. — Нас всегда учили, что в Зарослях правит Дьявол.
Он качнул головой:
— Это они там так говорят. Нет, парень, это в ваших краях бродит старый Дьявол и выглядывает своих. Все они там высокомерные. Как же, Истинный Образ и все такое… Хотят быть похожими на Прежних Людей. Бедствие ничему их не научило… Прежние Люди тоже считали, что они превыше всех. У них были идеалы, они точно знали, как все в мире должно быть устроено. Все, к чему они стремились, это закрепить все как им удобнее и поддерживать в таком виде. Ну а поскольку их идеи были идеальнее, чем у Господа Бога, то все жили бы прекрасно. Но, — покачал он головой, — не сработало это, парень. Не могло сработать. Они не были последним словом Господа Бога, как им казалось. У Бога нет последнего слова. Если бы было, то он бы умер. А он жив. Он так же меняется и растет, как все живое. Поэтому, когда они изо всех сил старались закрепить все и пригладить, чтобы из века в век ничего не менялось, Бог наслал Бедствие, чтобы взорвать все это и напомнить им, что жизнь не стоит на месте. Он увидел, что так, как все заведено, дело не пойдет, и перетасовал колоду, надеясь, что новый расклад будет удачнее.
Он помолчал, обдумывая свои слова, и продолжил:
— Может, он плохо перетасовал. В некоторых местах ход событий не изменился, а все как будто слиплось вместе. Например, в тех краях, откуда вы родом. Там они продолжают жить по старым правилам, по-прежнему считая, что они-то и есть последнее Божье слово, и по-прежнему стараются как проклятые остаться такими же и закрепить именно то положение вещей, которое и вызывало Бедствие в прошлый раз. Богу однажды надоест, что они никак не поймут своей глупости, и он покажет им еще пару фокусов.
— Да-а, — протянул я неопределенно, но в душе мне стало спокойно. Как это странно, думал я, что столько людей имеют совершенно определенные, хотя и взаимоисключающие сведения относительно Божьих намерений.
Мой собеседник, казалось, был не вполне удовлетворен своими объяснениями. Он махнул рукой в сторону, где простиралась местность, полная Отклонений, и я внезапно увидел его собственную неправильность: на правой руке у него не хватало трех пальцев.
— Придет день, — провозгласил он, — и что-то из всего этого станет устойчивым. Оно будет новым, к новым растениям приспособятся новые животные. Бедствие было гигантской встряской, чтобы мы начали все сначала.
— Но там, где выращивают устойчивые породы, Отклонения уничтожают, — заметил я.
— Пытаются уничтожить. Думают, что уничтожают, — согласился он. — С ослиным упрямством они хотят сохранить нормы Прежних Людей. Но сохраняют ли? Могут ли сохранить? Откуда они знают, что их посевы, овощи и фрукты точно такие же, как были? Разве не возникают все время из-за этого распри? И разве не выходит в конце концов, что оставляют на развод породу с лучшей урожайностью? Разве не скрещивают скот, чтобы добиться лучшей его выносливости, удойности или чтобы мяса больше давал? Конечно, явные Отклонения уничтожаются, но уверен ли ты, что Прежние Люди признали бы любую из нынешних пород? Я ни в каком разе не уверен. Видишь ли, этого не остановить. Ты можешь мешать или уничтожать, можешь замедлить все это, повернуть куда тебе надо, но все равно, так или иначе, все продолжает меняться. Посмотри только на этих коней.
— Они официально одобрены правительством, — объяснил я.
— Разумеется. Я именно об этом и говорю, — ответил он.
— Но если в любом случае изменения продолжаются, я не понимаю, зачем надо было насылать Бедствие, — возражал я.
— Для растений и животных это продолжается. Но не для человека. Не для того типа людей, к которому относятся Прежние Люди и твои соотечественники. Они стараются, чтоб для них не продолжалось. Они пресекают в корне любое изменение, перекрыли все входы и выходы и закрепляют чистоту типа, потому что имеют нахальство считать себя совершенством. По их расчетам они, и только они, соответствуют Истинному Образу. Прекрасно, тогда отсюда следует, что если их облик истинный, то они сами подобны Богу. И будучи как Бог, они считают себя вправе приказывать: «до сих пор и не дальше». Это и есть их величайший грех: они пытаются убить жизнь в Жизни.
В последних фразах я уловил какую-то интонацию, не сочетающуюся со всем предыдущим. Мне показалось, что я снова столкнулся с какой-то разновидностью религии. Я решил переменить тему разговора на более приземленную и спросил, почему нас взяли в плен.
Точно он не знал, но успокоил меня, что так поступают во всех случаях, когда какой-нибудь чужак забредет на территорию Зарослей.
Я все это обдумал и связался с Майклом:
— Как ты считаешь, что нам рассказать им? Мне кажется, что нас будут допрашивать. Когда они увидят, что мы физически нормальны, мы должны будем как-то объяснить, почему мы удираем.
— Лучше всего сказать как есть, только все преуменьшить. Действуйте как Сэлли и Кэтрин. Расскажите им ровно столько, сколько надо для обоснования побега, — предложил он.
— Хорошо, — согласился я. — Петра, ты поняла? Ты скажешь им, что можешь передавать мысли-картинки Розалинде и мне. Ни слова о Майкле и зеландцах.