— И как часто моете?
— Через день, летом — каждый день.
— И никто еще не представил к государственной награде?
— Жду, — рассмеялась Женя.
— Женя, а вы не знаете, в нашем подъезде есть маленькие дети? Мне крик какой-то почудился вчера.
— В апреле — мае многие переезжают на дачу. По-моему, молодые с малышом со второго уже переехали. Одну квартиру на шестом, сто шестьдесят первую, сдали таджикам. Видела, как выносили ребенка. Но вообще я тоже смотрю только от силы час с подоконника. Вечером уже ни до кого.
— Может, кошки есть?
— Вот этого точно не знаю. Собаки две есть, а про кошек не знаю. Кстати, я вчера слышала, как птица за окном пищала, точно как ребенок. Я даже не знаю, что это за птица. В другом окне другая птица колотит мне подоконник. И это не дятел. Ну, пока.
Да, птицы ведь еще есть. И у них тоже свои голоса и привычки. Но то была не птица. Что-то ведь мелькнуло после крика, пролетело вниз… Так мог упасть, к примеру, попугай. Упасть и взлететь от стресса. Точно мелькнуло?
Дома Ира разложила в холодильнике покупки. Она купила овощи для салатов. Дальше по плану было то самое окно. Почему-то не захотелось затевать параллельные дела. Есть, оказывается, люди на свете, для которых самое приятное — мыть окна. Солнце било в глаза, Ира посмотрела вниз, на злополучный куст. В это время раздался крик. Крик птицы, действительно похожий на крик ребенка, но это крик птицы. Ира сказала себе, что просто надо прогуляться. После праздников наверняка пойдут дожди. Облака вернутся, как птицы из теплых краев. Она сполоснулась, надела джинсы и светлую кофточку, выходя, сунула в карман башмачок. Но пошла не вниз, — она решила ходить пешком, — а вверх, на шестой этаж. Позвонила в сто шестьдесят первую. Долго не открывали, потом на пороге появился невысокий молодой мужчина с тревожным выражением лица.
— Что надо?
За ним уже стояла женщина с ребенком на руках.
— Ох, извините. Я ваша соседка с пятого этажа. Задумалась, прошла свой этаж. Меня зовут Ирина.
— Хорошо, — сказал мужчина. И закрыл дверь, едва она отошла.
Ира походила по аллее сквера, прошлась до магазина в подвале, спускаться в него не было никакого желания. Опять обошла дом, посмотрела на тот же куст. Ничего нового, конечно. Разве что еще один пакет белеет. Походила еще просто так, без цели. Думала о накопившейся усталости, загнанном в подсознание стрессе… На работе нужно быть в форме. Дома тоже нужно быть самой сильной. Мужчина и ребенок — это два ребенка. Кажется, у нее что-то вроде нервного срыва. Свободные дни и одиночество, которого в обычной жизни так не хватает. А схватила кусочек — и не справилась. Мечтала ведь не только заткнуть собой амбразуру быта. Мечтала еще отоспаться всласть. Вот этим она сейчас и займется.
Ирина вошла в подъезд. Стала медленно подниматься по лестнице. Как же тихо. Неужели все уехали? Ни голосов, ни музыки, ни звуков включенного телевизора. На третьем этаже мелькнуло что-то черное. И на подоконнике появилась надменная ворона, которая внимательно уставилась на Иру. Ира ей улыбнулась. И вдруг услышала на площадке, за решеткой одной из квартир, странный шум. Подошла. Там, в темноте, — электричество то ли не работает, то ли свет не включили, — металась крупная фигура. Молча. Ира приблизилась к этой клетке. Увидела не седую, а серебряную шевелюру, тяжелую палку с инкрустацией металла. Человек пытался открыть эту решетку, у него не получалось.
— Вам помочь? — спросила Ира. — Вы не можете открыть? Наверное, у вас света здесь нет. У меня в айфоне фонарь.
— Да, спасибо, — произнес красивый голос, который показался ей знакомым. — Здесь такое темное место всегда. И света, возможно, нет. Он все равно мне не поможет. Я ничего не вижу. Кто это?
— Я Ирина, ваша соседка с пятого этажа.
— Очень приятно. Константин Николаевич.
Ирина включила фонарик, он осветил красное, мокрое от пота лицо и ярко-голубой глаз. Один.
— Я смогу открыть решетку со своей стороны?
— Видимо, да. Это не сложно. Понимаете, я что-то разбил на кухне, поскользнулся, упал, потерял очки. В них я немного вижу. А тут кромешная слепота.
— Давайте попробуем вместе. Мы сейчас во всем разберемся.
У них не сразу, но получилось. Добрались до квартиры. Ирина включила в прихожей свет. Квартира большая. Мрачноватая, с тяжелой мебелью, стеллажами для книг во всех комнатах от пола до потолка. Ирина взяла в руки толстую монографию, прочитала фамилию автора:
— Господи, Константин Николаевич, мне сразу показалось, что это вы. Но в подъезде действительно темнотища — не узнала сразу.
— Мы знакомы?
— Вы у нас лекции читали по психиатрии. Я окончила Первый мед. Хирургию. Пошла сначала поработать хирургической сестрой, а потом так и осталась. Некем заменить.
— Очень приятно, Ирина. Вы помните мои лекции?
— Как их можно забыть! Давайте я пройду сама на кухню, приберу, подниму очки, а вы тут посидите, в кресле.
— Я должен сначала объяснить, Ирина. Дело в том, что вчера похоронили мою жену. Я хочу, чтобы вы поняли, почему здесь такой беспорядок. Родственники Тамары привезли меня, а я ночью совсем перестал видеть. Поэтому потерял очки. Да, все в таком порядке.
— Мне очень жаль. И я очень рада вас видеть. Сейчас разберемся.
Ирина убрала осколки вазы с пола на кухне, подняла мокнущие в луже темно-красные гвоздики. Четное количество. Нашла очки, долго их протирала. Вымыла и насухо вытерла пол. Посмотрела на какую-то странную еду в холодильнике, сбегала к себе, принесла кое-что из того, что наготовила. Помогла профессору Тонкову дойти до кухонного стола, сесть на диванчик. Он надел очки… Да, теперь это, конечно, он, лучший психиатр не одного поколения, создатель отличного препарата, который впоследствии был скандально продан вместе с патентом. Из-за этого у профессора случился инсульт, закрылся один глаз. А препарат поменял немного название, и теперь его можно купить в разных странах. У нас — нет. А эта красивая женщина на портрете — Тамара Ивановна, его жена, и она вчера была похоронена. Вот на стене портрет ее же молодой, с ребенком на руках. Она мало изменилась…Такое удачное лицо. Вот они вместе, оба молодые. И он очень похож на Блока. Его так и называли студенты.
Профессор держал в тонких пальцах стакан в высоком серебряном подстаканнике, пил чай, пытался что-то есть, явно не мог ничего проглотить, но при этом не забывал хвалить Иру за то, что так вкусно.
— Вы были правы, Ирочка. Я немного успокоился, начинаю видеть. Вы, наверное, хотите спросить, как я буду жить один? Я не буду жить один. За мною приедет, конечно, сын Вася из Франции. Но, по сути, я и там все же буду один. Раз без Тамары. И вот это мне трудно принять: как она останется здесь, одна, когда я уеду.
Сердце Иры уже было в клочья. Сын профессора Тонкова преподавал у них на факультете. И был известен как очень плохой человек, хам и вымогатель.