Я уже взяла чемодан, как вдруг услышала, что пришел Макс. Он вошел в комнату и, увидев меня с чемоданом в руках, поднял вверх брови. Повисла пауза.
– Может, уступишь дорогу, а то я тороплюсь? – буркнула я.
– Багдасариев жив, – выпалил Макс.
– Олеся промахнулась? – не поверила я. – Она же стреляла фактически в упор.
– Он был в бронежилете. Видимо, он с ним практически не расстается. А может, не успел снять… Здесь все написано, – потряс Макс газетой, которую я только заметила у него в руке.
– Неудачное покушение на русского олигарха во время праздничной вечеринки. Состояние средней степени тяжести. Сейчас он в больнице. Об Олесе написано, что она модель, находившаяся в состоянии психического расстройства. Вот и все, теперь моя очередь расправиться с этим мерзавцем с помощью информации, которую ты достала. Как только он выйдет из больницы, у него начнутся проблемы с французским правосудием. Если еще удастся уговорить девчонок, которым он перекраивал лица, дать показания против него, то ему могут инкриминировать создание подпольного притона и международной сети проституции.
– Ну-ну! Ты у нас прямо герой.
– Давай без подколов.
– Я вполне серьезно.
– Судя по твоему тону, я бы так не сказал.
– А тебе мой тон не нравится? Сочувствую. Но ничем помочь не могу. Я уже просила тебя отойти в сторону. Ты меня задерживаешь.
Макс посторонился.
– Тебя проводить? У тебя же рука…
– Внизу меня ждет такси. И в твоих услугах я не нуждаюсь. Так что – чао!
– И это все? – хриплым голосом сказал Макс.
– Все! – Я старалась не встречаться с ним глазами, и мне это удалось. Я прошла мимо Макса с высоко поднятой головой. Пусть не думает, что я переживаю или жалею о принятом решении.
До Ниццы я доехала быстро. Ближайший на Москву рейс отлетал через три часа. Я купила билет и сидела в аэропорту, дожидаясь самолета. Голова была тяжелой и хотелось спать. В голове вертелся Макс, наше прощание, мертвая Олеся, Багдасариев…
Я выпила в баре кофе и подумала, что мое дело не закончено и в Москве мне придется кое с кем как следует разобраться.
В Москве стоял хмурый день. Небо обложило тучами, у меня не было зонта, и я надеялась, что дождь не пойдет. В аэропорту я нашла таксиста, и он довез меня до дома, а потом за дополнительные двести рублей согласился донести чемодан до квартиры. Аэропортовские таксисты – каста особая. Таких рвачей еще поиcкать. Но с больной рукой я была в безвыходном положении и поэтому безропотно согласилась со всеми его запросами.
В квартире я прошла на кухню и уселась на табуретку, размышляя о предстоящих делах. Мне нужно было прошвырнуться по магазинам и пополнить пустой холодильник, заплатить за коммуналку, съездить на могилу Олега. Заняться своей больной рукой наконец-то. Но я все отмела в сторону и, даже не поев, не попив, поднялась с табуретки и поехала на метро по знакомому адресу. Машину я водить не могла, и пришлось садитьcя в общественный транспорт. Дома нужного мне человека не оказалось, и я села на детской площадке – ждать.
Она появилась довольно скоро. Примерно через час. Живот был уже заметен, и шла она, переваливаясь, с пакетом в руке. Я поднялась со скамейки и направилась ей навстречу.
Увидев меня, она ойкнула, и пакет выпал у нее из рук. Гладкие, словно отполированные, зеленые яблоки c румяными бочками покатились по земле.
– Что ж ты так неаккуратно, – покачала я головой и, нагнувшись, подняла два яблока.
– Не надо. Оставь. Ты ко мне?
– К тебе.
– Бабка дома?
– Никого нет. Я поднималась и звонила в квартиру. Никто не открыл.
– Ну, пошли.
Танечка пошла вперед, а я шла за ней и гадала, что она мне скажет. И скажет ли что-то вообще.
В квартире под вопли кошачьего выводка мы прошли на кухню. Опустившись на табуретку, Танечка спросила, не глядя на меня:
– Зачем пришла?
Я смотрела на нее. Лицо Танечки было в красных пятнах, возле губ образовалась припухлость, под глазами – синяки. Есть женщины, которые во время беременности расцветают и становятся настоящими красавицами, а есть такие, которые дурнеют. Танечка относилась к последним. Я колупнула ногтем старую клеенчатую скатерть.
– А ты ничего не хочешь мне сказать?
– О чем?
– Об Олеге! Чем вы его шантажировали? Ты и Дим Димыч? Когда мне сказали, что он делает все эти операции под нажимом Керкозова, который его шантажирует, я сразу поняла, что здесь не обошлось без вас. Только вы давно знали Олега и могли слить информацию о каких-то его тайнах или проколах. Может, поделишься, а то я умираю от любопытства.
Танечка наклонила голову набок. Это был ее любимый жест. В такие минуты она напоминала ощипанную птичку.
– Я… не понимаю тебя.
– Даже так! – Я усмехнулась. – Танечка, мы же не чукчи – моя-твоя не понимай, – а взрослые люди. Я что, думаешь, приехала сюда на тебя посмотреть?
– Вероника, я тебя и правда не понимаю. Какой шантаж? Ни Олега, ни Дмитрия уже нет в живых. Зачем чернить покойников?
И тогда кровь ударила мне в голову. Видит бог, я хотела по-хорошему… В эту минуту мне больше всего на свете хотелось врезать Танечке, несмотря на ее живот.
Я приблизилась к ней. Она испуганно вскочила с табуретки и вжалась в стенку.
– Ты что?
– Слушай, ты, гнида! Если ты сейчас, сию минуту не расколешься, в чем там дело, я тебя отметелю, несмотря на твое пузо. Поняла?
Танечка плюхнулась обратно на табуретку и залилась слезами.
– Я не виновата, клянусь. Это все Димка! Когда Керкозов пришел к нам первый раз с таким предложением и обещал дать денег на собственную клинику в обмен на его предложение – делать операции девушкам, – Олег категорически отказался. А Димка бурчал: вот такие бабки в руки сами плывут, а он, идиот, отказывается. И тогда мы решили… – Танечка замолчала, а потом зачастила, не глядя мне в глаза: – Олег когда-то сделал крайне неудачную операцию одной женщине. У нее произошло заражение крови, и она вскоре умерла. Родственники хотели даже до суда дело довести. Но мы подтасовали документы и все представили так, словно Олег был не виноват, а произошло стечение трагических обстоятельств. Я думала, что Димка эти документы уничтожил, а он их припрятал у себя. Димка решил отдать эти бумаги Керкозову, чтобы все выглядело так, будто бы он сам откопал этот компромат. Керкозов надавил на Олега, и тот согласился на него работать. Но я не виновата. Это все Димка!
– Ясное дело, – усмехнулась я. – Какой спрос с мертвого. Слушай, Танечка! А зачем ты все-таки в конце концов рассказала мне о Керкозове? С чего ты вдруг решила мне помочь?
Танечка молча смотрела на меня, а потом выдавила: