21
Трудно передать, что было у меня на душе. Я специально не смотрел в зеркало, чтобы своим жалким видом не расплавлять камень, в который все больше превращалось мое сердце. Не растапливать лед, нараставший вокруг этого камня. Я знал, что этой ночью или умру, или добьюсь своего.
В холодильнике я обнаружил остатки пива, которое мы не допили с Серегой. Пиво пришлось кстати. Я заел его куском черствого хлеба, подумав о том, что по пути неплохо было бы зайти в ночной магазин и купить еды. Сил мне, я знал, понадобится много.
Я думал, как я обойдусь один. Наверняка их там много, и что мне с ними всеми делать? Я мечтал о каком-нибудь огнестрельном оружии, желательно автоматическом, но все это были лишь мечты. А впрочем, я знал, что если мечтать о чем-нибудь страстно, то мечты имеют обыкновение сбываться. Но так бывает не всегда, как бы этого ни хотелось.
Я стал думать о сыне, о его покалеченной руке. Но тотчас я одернул себя, понимая, что раклеиваюсь до опасного предела, а позволить этого я себе не мог. Я должен быть холодным, бесстрастным и сильным. И еще следовало обдумать все хорошенько.
Я упал в кресло и стал думать, воссоздав в воображении улицу, на которой мне предстояла встреча. Воссоздавать было особенно нечего — улица была темной, как пространство подвала; лишь силуэты деревьев и мирно спящих домов можно было разглядеть в это время суток. Я представил себя посреди этой улицы, освещаемый фарами подъезжавшей машины. Одинокий и беззащитный, словно голый человек, который покорно ждет своей участи. Денег у меня не было, и нечего гадать, какая участь меня ждет. План выходил никудышний.
Еще немного поразмыслив, ничего толком не надумав, надеясь скорее на случай, я отправился на балкон и отыскал валявшийся среди беспорядка разводной ключ. На время водрузив его в карман, учитывая возможную слежку, я подался к выходу.
Как только я вышел из подъезда, ко мне быстро приблизились две тени. Я совсем не испугался, предвидя и даже приветствуя все что угодно, любой поворот событий. Остановившись и развернувшись к непрошеным гостям, я спокойно ждал, даже не думая о том, кто это может быть.
Луч света ударил мне в лицо. Я прикрылся и зло скривился, совсем не собираясь быть беззащитным слепым котенком, кто бы это ни был.
— Полиция, — прохрипели рядом со мной. — Покажи руки, без фокусов!
— Ах вы ж, твари! А ноги показать не надо?
— У нас оружие, ты арестован! Руки, тебе говорят!
— Закрыли рты и слушайте меня! — рявкнул я, не задумываясь о последствиях. — Я знаю про ваши уговоры с той бандой. Дерьмо вы, а не полицейские! Или давайте договариваться, или влетите по самые уши.
— Какие уговоры? Че ты несешь! Ты набегал уже на три статьи…
Они подступили ко мне с разных сторон, и в руке одного из них при тусклом свете из окна на втором этаже я увидел пистолет. Ствол его был направлен мне в живот. Второй держал фонарик, в другой руке поблескивали наручники.
— Я слышал ваши разговоры, там, в ментовке, когда вы выходили в коридор. Дверь надо нормально закрывать. Кроме того, мой хороший знакомый уже побывал кое-где, и не в одном месте, раз вы пасете меня и днем, и ночью. Ну и влипли вы, скажу я вам. Бабла хотели срубить. Бывает, что ж сделаешь.
— Руки! — упрямо прорычал следователь, и поднял наручники.
— Можешь стрелять, мне уже по фиг! — зашипел в свою очередь я и ткнул его ключом в плечо. Следователь застонал и, съежившись, сдал назад.
— У меня ребенка выкрали и прислали его отрезанный палец. Обещали прислать руку! Это не игрушки, придурки вы! Сами знаете, что вам светит за соучастие.
Подполковник вскинул пистолет и стоял молча, не зная, на что решиться. Его неуверенность я чувствовал всей кожей. Следователь, растирая плечо, снова направил луч фонаря мне в лицо.
— Убери свой дурацкий фонарь! — обронил я. — Давайте договариваться. Поможете мне — все вам проститься.
— Давай договариваться, — неожиданно согласился подполковник. Я думал, что он сейчас выстрелит в меня, по крайней мере в ногу, а он пошел на попятную. Надеть на себя наручники я не мог позволить, что бы ни происходило. И я насторожился еще больше, чувствуя, как вспотела ладонь, сжимавшая разводной ключ.
— Не здесь же, посреди улицы, — басил подполковник. — Садись в машину, расскажешь все, как есть.
— Хорошо, — согласился я. — Только без фокусов. Я не дам надеть на себя наручники. Или вы помогаете мне, или идете как соучастники в похищении человека. Я думаю, в вашем положении выгоднее первое. Один садится вперед.
Мы уселись в их машину, стоявшую поодаль, укрытую ночной тьмой. Я умостился на заднее сиденье, справа от меня влез следователь, с фонарем в руках. Наручники он спрятал в чехол на поясе, словно они уже и не нужны, а так, на всякий случай. Как только захлопнулись все двери, мой сосед, выключив фонарь, злобно зашипел:
— Ты перья не распускай! Поговорить мы всегда можем, но только до поры до времени.
— Поймите вы, наконец — я не распускаю перья, у меня просто нет выхода! — последние слова я выдал уже с криком. — Я готов пойти на все, а они мне тут про перья плетут!
— Ладно, ладно, успокойся. Ты, говорят, денег должен. Если так, показывай. Есть бабки — едем, отдаем, и все окей.
Я с удивлением посмотрел на него, хотя в полутьме мое удивление осталось незамеченным.
— Я что, вам должен? — презрительно выдал я. — Вы под них уже подрядились? Я предлагаю вам — помогите мне, облегчите свою участь!
— А для чего мы здесь? Конечно, чтобы помочь тебе! Но все-таки за помощь хотелось бы что-то иметь… Да никто у тебя их не забирает! Покажи только — есть? А их, — он махнул рукой в неопределенном направлении, — мы будем брать с поличным.
— Еще раз говорю — я не вам должен, не вам и показывать буду!
— От, дубовая голова! — вспылил полковник. — Да как же мы брать их будем, если денег не будет! На пустышку? Где улики!
— Да кого ж это — их? — сгоряча выдавил я из себя, понимая, что они ничего мне не скажут. Понимал я также то, что они единственные, через кого я могу узнать хоть что-то, и поэтому надо было запастись терпением, которое было у меня на исходе.
— Да нету у него ни хрена. Ладно. Они заигрались, и нас втянули. А мы не собираемся на зоне париться.
Следователь, сидевший рядом со мной, пытался говорить доверительно, и я почти поверил. Мне хотелось им верить, чтобы снять груз одиночества со своих плеч, чтобы заиметь хоть каких-то союзников. Но демон недоверия тотчас стал нашептывать мне обратное, настраивать на осторожность, словно зверя, не один раз гонимого охотниками.
— Так на кой черт вы хотели надеть на меня наручники? — прохрипел я, разглядывая в полутьме черты лица сидевшего со мной рядом, чтобы уловить движения его души.
— Как на кой черт? — даже вспылил от негодования тот. — Мы думали, вы с одной шайки, на кладбище металл тырили, сбежали от работников при исполнении!