Я опускаю голову, крепко зажмурившись. Она думает, что хочет узнать правду, но это не так. Если бы она догадывалась, к чему это приведет, то не стремилась бы узнать.
– Ну, скажи, Холдер.
Со вздохом отодвигаюсь от нее.
– В тот день, когда Лесс подарила тебе браслет, ты плакала. Я помню каждую мелочь, будто это было вчера. Ты была во дворе своего дома. Мы с Лесс долго сидели с тобой, но ты никак не могла успокоиться. Отдав тебе браслет, Лесс пошла домой, но я не мог уйти. Мне было стыдно оставлять тебя одну, потому что я думал, ты опять сердишься на своего отца. Ты всегда плакала из-за него, и я ненавидел его. Не помню ничего про этого мужика, кроме того, что ненавидел его за твои слезы. Мне было всего шесть, и я не знал, как тебя утешить. Кажется, в тот день я сказал что-то вроде: «Не беспокойся…»
– «…он не будет жить вечно». – Она заканчивает мою фразу. – Я помню тот день. Как Лесс подарила мне браслет, а ты сказал, что отец не будет жить вечно. Эти две вещи я помнила всегда. Просто не знала, что это был ты.
– Ага, так я и выразился. – Я сжимаю ее лицо в ладонях. – А потом сделал вещь, о которой жалею всю жизнь.
– Холдер, ты ничего не сделал. Ты просто ушел.
– Именно, – киваю я. – Я пошел к себе, хотя понимал, что должен быть рядом с тобой. Я стоял у себя во дворе и смотрел, как ты плачешь, закрыв лицо руками, хотя должна была плакать у меня на плече. Я просто стоял… и глядел, как к обочине подъезжает машина. Я увидел, как с пассажирской стороны опустилось стекло, и услышал, как кто-то тебя позвал. Я смотрел, как ты поднимаешь взгляд на машину и вытираешь глаза. Ты встала, отряхнула шорты и пошла к ней. Я смотрел, как ты залезаешь внутрь, понимая: что бы ни случилось, мне не следовало стоять столбом. Но я лишь смотрел, хотя должен был быть с тобой. Если бы я остался, ничего не случилось бы.
Она тяжело вздыхает:
– Чего не случилось бы?
Я поглаживаю большими пальцами ее скулы, стараясь смотреть на нее со спокойствием и уверенностью, потому что знаю: это ей может понадобиться.
– Они забрали тебя. Те, кто был в машине, похитили тебя у отца, у меня и у Лесс. Ты пропадала тринадцать лет, Хоуп.
Глава 39, глава 39 1/2 и глава 39 3/4
Она закрывает глаза и кладет голову мне на плечо. Еще крепче обнимает меня, и я крепко обнимаю ее в ответ. Я жду. Жду, когда она осознает сказанное мной. Жду ее слез. Жду бурной реакции, потому что знаю, что она последует.
Мы молча сидим несколько минут, но слезы так и не приходят. Я удивляюсь, почему ее лицо ничего не выражает.
– Ну, скажи что-нибудь, – прошу я.
Она не произносит ни звука. Даже не шевелится. Меня начинает беспокоить ее равнодушие, и я кладу ладонь ей на затылок и наклоняюсь к ней:
– Пожалуйста, скажи что-нибудь.
Она медленно поднимает ко мне лицо и смотрит на меня сухими глазами.
– Ты назвал меня Хоуп. Не называй меня так. Это не мое имя.
Я этого даже не заметил.
– Прости, Скай.
Ее глаза становятся холодными, и она высвобождается из моих объятий, а потом встает:
– Так тоже не называй.
Я поднимаюсь и беру ее за руки, но она отнимает их и поворачивается к машине. Я еще не придумал, что сделаю или скажу после того, как она наконец узнает от меня правду. Я совсем не готов к тому, что произойдет дальше.
– Мне нужен пропуск в главе, – на ходу произносит она.
– Не понимаю. – Я пускаюсь за ней следом.
Ей, конечно, нужна длительная передышка, а не просто пропуск в главе. Не могу даже представить, насколько она сейчас потрясена.
Она продолжает удаляться, и я хватаю ее за руку, но она сразу же отдергивает ее. Потом резко оборачивается и смотрит на меня расширенными от страха и смятения глазами. Словно пытаясь сдержать приступ паники, Скай начинает глубоко и часто дышать. Не знаю, что ей сказать, но ясно: сейчас ее не следует трогать.
Вдруг она делает два быстрых шага ко мне и, поднявшись на цыпочки, протягивает ко мне руки и касается лица. Потом с каким-то отчаянием целует меня, но я не в состоянии ответить. Понимаю, что сейчас она напугана и смущена, потому и пытается отвлечься.
Почувствовав мое безразличие, она отрывается от моих губ, а потом бьет меня по щеке.
Пожалуй, сейчас чернейший час в ее жизни. Стараюсь помнить об этом, когда она протягивает ко мне руку и снова бьет меня по щеке, потом толкает в грудь. Ее охватывает истерика, она визжит и колотит меня. Я могу лишь повернуться и прижать ее к груди. Обхватив ее руками сзади, я прижимаю губы к ее уху.
– Дыши, – шепчу я. – Успокойся, Скай. Я знаю, ты шокирована и напугана, но я с тобой. Я здесь. Просто дыши.
Держу ее так несколько минут, давая время собраться с мыслями. Я знаю, она хочет о чем-то спросить. Мне нужно, чтобы она была в состоянии вынести мои ответы.
– А собирался ли ты вообще говорить, кто я такая? – Она отодвигается от меня. – А вдруг я бы так и не вспомнила? Сказал бы хоть когда-нибудь? Ты, наверное, боялся, что я брошу тебя и тебе не представится случай меня трахнуть? Ты поэтому постоянно лгал?
Именно таких вопросов я и боялся. Так боялся, что она не поймет, почему я ничего ей не говорил.
– Нет. Дело не в этом. Я молчал, потому что боялся последствий. Если я сообщу об этом, тебя заберут у Карен. Вполне вероятно, что ее арестуют, а тебя отправят до восемнадцатилетия к отцу. Тебе это нужно? Ты любишь Карен и счастлива. Не хочу усложнять тебе жизнь.
Она качает головой и горестно смеется:
– Во-первых, Карен не тронут, потому что она ничего об этом не знает. Я уверена. Во-вторых, мне уже исполнилось восемнадцать в сентябре. Смущай тебя мой возраст, ты бы уже все выложил.
Я смотрю в землю, потому что слишком тяжело смотреть ей в глаза.
– Скай, мне еще много надо тебе объяснить. Твой день рождения не в сентябре, а седьмого мая. Восемнадцать тебе исполнится через полгода. А Карен? – Я делаю к ней шаг и беру ее за руки. – Она должна знать, Скай. Должна. Подумай об этом. Кто еще мог это сделать?
Она тут же рывком отнимает у меня свои руки и отступает назад, словно я ее оскорбил.
– Отвези меня домой. – Она недоверчиво качает головой. – Я больше ничего не хочу слышать, никаких откровений.
Я хватаю ее за руки, но она отталкивает меня:
– ОТВЕЗИ МЕНЯ ДОМОЙ!
* * *
Припарковавшись на подъездной дорожке у их дома, мы молча сидим в машине. Пока мы ехали, я заставил ее пообещать, что она не станет объясняться с Карен. Она сказала, что до нашей новой встречи завтра не станет ничего предпринимать. Но мне не дает покоя сама мысль, что я оставлю ее в таком состоянии.