Ассимиляция - читать онлайн книгу. Автор: Джефф Вандермеер cтр.№ 65

Старина Джим резко вскочил и продолжал играть стоя. Он достиг хаотичного крещендо, кричал, визжал, подвывал свою песню, и пальцы у него отваливались сустав за суставом, и кровь заливала пианино, стекала ему на колени, а потом – на пол.

Что-то витало над Саулом. Что-то исходило из него, посылало через его тело сигналы на слишком высоких частотах, а потому их было невозможно уловить.

– Что ты делаешь со мной?

– Зачем на меня смотришь?

– Прекрати.

– Я ничего не делаю.

Кто-то двигался по полу, вернее, тащился, полз, потому что ноги не работали. Кто-то бился головой о темное стекло возле входной двери. Труди и Сади крутились, извивались, вертелись на полу, врезаясь в ножки столов и стульев, потом начали распадаться на куски.

А на улице царила глухая ночь. Ни единого проблеска света. Никакого света. Саул поднялся. Саул пошел к двери. Теперь Старина Джим уже не ревел свою бешеную песню с неразборчивыми словами, она напоминала еле слышный писк.

Он не знал, что поджидает его за этой дверью, не доверял царившей за ней полной тьме, как и тому, что происходило у него за спиной, но просто не мог больше оставаться здесь, в баре. Не понимал, реально ли то, что он видит там, или это галлюцинация. Нет, надо уходить.

Он повернул ручку, вышел в прохладную ночь, двинулся к стоянке.

Все было на своем месте, все настолько нормально, как только возможно, и вокруг ни единой живой души. Но то, что осталось позади, в баре, было слишком ужасно, неправдоподобно и абсолютно непоправимо. Шум, царивший там, стал еще громче, теперь там кричали уже и все остальные, издавая какие-то совершенно нечеловеческие звуки. Он все же сумел найти свой пикап. Как-то умудрился вставить ключ в замок зажигания, завел мотор, сдал назад, потом выехал со стоянки. До маяка, до его убежища, было всего полмили.

Он не смотрел в зеркало заднего вида, не хотел видеть, что может выплеснуться в ночь. А звезды на темном небе казались такими далекими и одновременно – близкими.

Всю дорогу вниз Кукушку не покидало ощущение, что она уже бывала здесь, что все ей знакомо, пусть даже это испытал кто-то другой, не она. К ней пришло воспоминание о том, как она тонула, опускалась все ниже, и спуску этому не было конца, потом перед глазами промелькнули слова на стене, потом слова из журнала биолога, которым она тогда не поверила, рассказ о том, с чем биологу довелось столкнуться в конце, что она перенесла, как страдала и что ей удалось сохранить. Ничего из этого Кукушка не хотела, да и Контроль, следующий за ней, был ей не нужен. Он совершенно не подходил для всего этого, это место было предназначено не для него. Человек не может по собственному желанию стать мучеником Зоны Икс; он может лишь исчезнуть, испариться во время безнадежной попытки.

Если бы биолог в свое время не наклонилась к этим словам на стене, если бы она не заразилась, то двойник ее не стал бы таким: полным воспоминаний, крадущимся вниз, все глубже и глубже. Она вернулась бы иной, с начисто стертой памятью, отличающейся не памятью о роли биолога, но лишь функцией, способностью быть в нужное время не в том месте или, наоборот, в нужном месте не в то время.

Слова на стене были те же самые, написанные тем же способом, но теперь она могла интерпретировать их как некий ностальгический намек на чужеродную экосистему, на то, что ни Слизень, ни башня в действительности не спешили распространять по планете Земля. Потому что это была мертворожденная теория. Их цель была совершенно иной. Они явились вовсе не для того, чтобы возрождать нечто им знакомое, и принесли землянам не более чем намеки на то, откуда они явились, из какой цивилизации или экосистемы происходили, что было у них за душой, о чем они думали.

Она отвергла респиратор вместе с идеей, будто Зона Икс сконцентрирована здесь, в этом тесном замкнутом пространстве, на этих ступеньках, в мерцающих на стене словах, которые стали ей так хорошо знакомы. Зона Икс – это все, что существует вокруг; Зона Икс не ограничивается каким-то одним местом или предметом. Это и странные явления в небе, это и растение, о котором говорил Контроль. Это и небеса, и земля. Она может допрашивать тебя из любого положения или и вовсе ниоткуда, а ты можешь даже не понять, что действия, которые она производит, есть форма допроса.

Кукушка не ощущала себя сильной, пока они спускались вниз сквозь свечение, держась за стену правой рукой, но и страха при этом не испытывала.

Вскоре послышался звук, тот же, что жил в ее памяти – громкий ритмичный шум и стук, словно исходящий от мощного мотора, или усиленное тысячекратно сердцебиение. Она понимала, что даже Контроль слышит его, догадывается о его происхождении. Они быстро подошли к точке, откуда не было возврата: завернув за угол, они увидят чудовище и поймут, реально оно или нет.

– Останься здесь, – сказала она Контролю. Джону.

– Нет, – именно такого ответа она и ожидала. – Нет.

– Джон Родригес, если ты пойдешь со мной, уберечь тебя я не смогу. Тогда ты увидишь все. Твоим глазам придется открыться.

Она не могла отобрать у него имя, не могла лишить его права умереть, если дело дойдет до этого.

Крадучись по следу памяти, прокладывая путь Контролю, Кукушка завернула за угол.

Слизень был огромен, казалось, он поднимался все выше и выше, расширялся во все стороны, пока не заполнил все пространство перед глазами Кукушки. Не было никакого искажения, запомнившегося биологу, он не отражал ни ее страхов, ни желаний. Просто раскинулся перед ней, такой громадный, такой убедительный и ужасающе настоящий, что у нее захватило дух.

Поверхность гигантского тела в форме колокола была прозрачной, но имела при этом странную текстуру наподобие льда, словно струящаяся вода замерзла, образовав похожие на пальцы полипы и какие-то другие непонятные фигуры. Под этой прозрачной поверхностью находилась вторая, она медленно вращалась, и на этой центрифуге внутри создания были видны подвижные рисунки, точно создание имело еще одну внутреннюю кожу, а та, первая, состояла из материала, похожего на мягкую броню. У нее создалось впечатление, что внешний слой, возможно, толще, а вот внутренний не поддавался анализу.

У Слизня не было сколько-нибудь различимых черт, лицо тоже неразличимо. Существо двигалось так медленно, совершенствуя буквы на стене, что трудно было сказать, сползает ли оно вниз по ступеням, или, подобно человеку, сходит по ним шаг за шагом; все тонкости перемещения скрывались за бахромой из плоти, которая свисала до самой земли.

А левая рука – единственная, – расположенная где-то посередине тела, двигалась с поразительной точностью, быстротой и постоянством, создавая послание на стене, не выписывая его, а, скорее, вырубая — искры так и разлетались в разные стороны. Его руку можно было назвать агентом послания, Кукушка видела, что она не заканчивается подобием ладони, кисти или какого-то иного инструмента, вовсе нет. Конец ее был открыт, и из него выткали ингредиенты для создания букв и слов. Там, где покоится зловонный плод, что грешник преподнес на длани своей, произведу я семена мертвецов. Если когда-то это существо было человеком, то сейчас от его человечности осталась лишь эта царапающая стену рука.