– Ты неплохо выглядишь, милый, – сказала она. – Женитьба тебе явно на пользу. Хороша в постели Элизабет?
Он только улыбнулся, пытаясь сгладить ее бестактность.
– Тебя это не касается.
Элена наклонилась вперед и взяла его руку в свою.
– Ах, cheri, еще как касается. Это касается нас обоих.
Она начала мягко поглаживать его руку, и он мысленно представил ее в постели. Тигрица, необузданная, дикая, искусная и ненасытная. Он тихонько высвободил руку.
Глаза Элены стали холодными.
– Как тебе в роли президента «Роффа и сыновей», Рис?
Он почти забыл, какой тщеславной и жадной она была. Память вновь воскресила их нескончаемые разговоры на одну и ту же тему. Она буквально бредила идеей стать во главе концерна. Ты и я, Рис. Если убрать Сэма, какой у нас с тобой откроется простор для деятельности.
И даже в постели: Это моя фирма, милый. В моих жилах течет кровь Сэмюэля. Моя. Я так хочу. О, люби меня сильнее, Рис.
Власть была самым сильным эротическим стимулятором для Элены. И опасность.
– Зачем я тебе понадобился? – спросил Рис.
– Мне кажется, настала пора подумать о будущем.
– Не понимаю, о чем это ты.
– Я тебя слишком хорошо знаю, дорогой, – сказала она со злобой. – Ты так же честолюбив, как и я. Думаешь, мне неизвестно, зачем тебе понадобилось столько лет быть только тенью Сэма, когда у тебя была масса предложений возглавить любую фирму? Потому что ты был уверен, что в один прекрасный день именно ты станешь во главе «Роффа и сыновей».
– А тебе не кажется, что я мог оставаться в фирме, потому что любил Сэма?
Она ухмыльнулась:
– Конечно же, cheri. И потому ты теперь женился на его маленькой очаровательной девочке.
Из своего кошелька она достала тонкую черную сигару и поднесла к ней платиновую зажигалку.
– Шарль говорит, что контрольный пакет акций Элизабет оставила за собой и что она против того, чтобы пустить акции в свободную продажу.
– Да, это верно, Элена.
– А тебе не приходило в голову, что, случись с ней что-нибудь непредвиденное, именно ты унаследуешь все ее состояние?
Не отвечая, Рис уставился на нее долгим взглядом.
Глава 49
У себя дома на Олгиата Иво Палацци случайно выглянул из окна гостиной и обомлел от ужаса. По подъездной аллее к дому медленно катила Донателла с их сыновьями. Симонетта была наверху, отдыхала после обеда. Кипя от негодования, готовый на все, даже на убийство, Иво опрометью выскочил навстречу своей второй семье. Он был так щедр к этой женщине, так добр, так любил ее, и вот теперь она намеренно пытается разрушить его карьеру, расстроить его брак, испортить ему жизнь. Донателла вылезла из «ланча-флавиа», которую он собственноручно подарил ей. До чего же она все-таки хороша! Вслед за ней из машины выскочили мальчики и бросились ему на шею. О, как любил их Иво! О, как было бы здорово, чтобы Симонетта еще не успела проснуться!
– Я приехала поговорить с твоей женой, – решительно сказала Донателла и, повернувшись к мальчикам, приказала: – Мальчики, за мной.
– Нет! – вспылил Иво.
– Как ты меня остановишь? Не увижу ее сегодня, увижу завтра. Иво был прижат к стене. Все пути к бегству были отрезаны. И тем не менее он понимал, что ни она, ни кто-нибудь другой не сможет уничтожить то, что он с таким трудом добыл своими собственными руками. Иво считал себя порядочным человеком и не желал делать то, на что его вынуждали обстоятельства, и даже не столько ради себя, сколько ради Симонетты и Донателлы, ради всех своих детей.
– Ты получишь свои деньги, – пообещал Иво. – Дай мне пять дней.
Донателла посмотрела ему прямо в глаза.
– Пять дней, – сказала она.
* * *
В Лондоне сэр Алек Николз принимал участие в парламентских дебатах в палате общин. Он должен был выступить с основным докладом по решающему вопросу о волне рабочих забастовок, грозившей нанести серьезный ущерб британской экономике. Но ему было трудно сосредоточиться. Мысли его были заняты телефонными звонками, которые в течение нескольких последних недель не давали ему покоя. Где бы он ни находился – в клубе, у парикмахера, в ресторане, на деловой встрече, – они неизменно его доставали. И всякий раз Алек просто вешал трубку. Он понимал, что их требование – это только начало. Захватив над ним власть, они доберутся до его акций и завладеют частью гигантской фармацевтической корпорации, производящей любые лекарства и наркотики. Этого он не мог допустить. Они звонили ему по четыре, а то и по пять раз в день, и нервы его были на пределе. Сегодня же его беспокоило то, что они вообще не позвонили. Он думал, что они позвонят во время завтрака, затем ждал их звонка во время ленча в клубе. Но телефоны молчали, и молчание это казалось ему более зловещим, чем телефонные угрозы. Теперь, обращаясь с речью к членам парламента, он пытался не думать об этом.
– У рабочих нет более верного друга, чем я. Наш рабочий класс – это основа государства. Именно рабочим страна и все мы, ее граждане, обязаны своим прогрессом. Они – истинная элита государства, его стальной хребет, держащий на себе благосостояние и процветание могущественной и доброй старой Англии. – Он сделал паузу. – Однако в судьбах нации наступает время, которое требует определенных жертв от ее народа...
Он говорил чисто механически, даже не вдумываясь в смысл произносимых им слов. Может быть, думал он, ему все же удалось отпугнуть их тем, что он не поддался на их шантаж. В конце концов, они были только мелкой преступной шайкой. А он был сэром Николзом, членом парламента. Скорее всего они теперь навсегда оставят его в покое. Речь сэра Алека закончилась под гром аплодисментов рядовых членов парламента. По пути из зала заседаний его перехватил служащий парламента.
– У меня к вам поручение, сэр Алек. Алек обернулся:
– Слушаю вас.
– Вам надлежит срочно ехать домой. Произошел несчастный случай.
Когда он приехал, Вивиан уже заносили в карету «скорой помощи». Рядом с ней суетился врач. Алек, даже не успев как следует притормозить, пулей выскочил из машины. Он взглянул в обескровленное, побелевшее лицо лежавшей на носилках без сознания Вивиан и повернулся к врачу:
– Что случилось?
Доктор беспомощно развел руками:
– Не знаю, сэр Алек. Кто-то мне позвонил и сказал, что произошел несчастный случай. Когда я приехал, обнаружил леди Николз на полу спальни. Ее... ее колени были гвоздями прибиты к полу.
Алек закрыл глаза, пытаясь совладать с внезапно подступившей тошнотой. Во рту уже чувствовался привкус желчи.
– Мы, естественно, сделаем все, что в наших силах, но, думаю, вам надо быть готовым к худшему. Леди Вивиан вряд ли когда-нибудь сможет ходить.