Встрепанные серые чайки горделиво прогуливались неподалеку, смотрели бесстрашно и с любопытством на людей, приближаться не спешили.
Мангал в четыре руки собрали быстро. Поставили на ножки, оградили тонкими стенками, присыпали дно углем; Лайза отправилась к багажнику, чтобы достать сумку-холодильник и кружки, Мак разложил складные стулья: поставил их рядом, покачал – не шатаются ли? – остался доволен результатом.
Вскоре над сложенными домиком поленьями (их она захватила просто так, для костра) потянулся дымок, приземисто пополз над берегом; растопырила ножки газовая печка; засияли, отражая вечерний персиковый свет, поставленные сверху кружки.
А еще через несколько минут ровными рядками, прогревая креветочные бока, лежали над задышавшим жаром мангалом шпажки – приготовление ужина началось.
Мак балдел. Ему нравилось в этом вечере все: хруст гальки под ногами, равномерный шум прибоя, отрывистый птичий говор; нравилось наблюдать, как вьется сложными узорами над объятыми пламенем дровами белесый дым. Нравилось чувствовать стоящий за спиной «Мираж», а впереди – море; нравилось, что его ноги заботливо укрыли пледом, нравилась спутница, которая молча разливала воду в кружки и доставала чайные пакетики.
Он мог бы здесь остаться, мог бы здесь жить: выстроить на берегу шалаш, бросить внутрь надувной матрас и вставать по утрам счастливый, глядя, как занимается над водным простором заря, – просто смотрел бы, просто слушал, просто дышал.
Глупые мысли, наивные.
– А ты, значит, работаешь дизайнером?
К этому моменту Лайза закончила с чаем – синело под кружками пламя горелки, неторопливо закипала вода, – и уселась на соседнее «кресло» – по-другому этот вид раскладных стульев назвать не получалось, слишком хорошие.
– Работала. В смысле, и сейчас работаю… Собираюсь.
– Не понял.
– Я ушла с прежней работы не так давно, хочу начать свое дело.
– Ух ты.
«Свои дела» Мак уважал. Редко кто отваживался выйти из-под начальственного покровительства и пуститься в свободное плавание, ведь занятие это рискованное – самому выбирать курс, самому просчитывать риски, самому быть за все ответственным.
– Хочешь заняться тем же самым?
– Да, буду управлять фирмой по дизайну. Найму ребят, поставлю оборудование, начну принимать заказы от клиентов.
– Не боишься?
– Нет, не боюсь.
Лайза потягивала из пластикового стакана морс и, кажется, действительно не боялась – в ее взгляде не читалось даже беспокойства; Чейзер вновь нехотя восхитился.
– И офис уже подыскала?
– Давно. Жду, пока съедут предыдущие арендаторы.
– Какой-то особенный? Зачем ждать?
– Для меня очень, потому и жду.
Она улыбнулась и потянулась к начинающим шипеть креветкам – прокрутила шпажки, убедилась, что нежные бока не горят. Креветки готовятся быстро – только положил, и уже снимать.
– А кого будешь нанимать, уже знаешь?
– Знаю.
– Уже говорила с ними?
– Нет еще. Поговорю через несколько дней.
– Так эти люди – твои знакомые?
– Пока нет.
– А почему тогда ты уверена, что они оставят прежнее место работы и пойдут к тебе?
– Я предложу им хорошие условия.
К испытываемому Маком восхищению примешалось удивление: как можно быть настолько уверенной в собственных силах? Иногда – каменная женщина, иногда – растерянная девчонка; всегда разная, в зависимости от того, о чем говорит. Но о своем будущем офисе неизменно рассказывает так, будто уже лет двести назад проторила туда дорогу и все просчитала. Не просто все – ВСЕ. Как и в случае с этим вечером; в голове зудела странная мысль о том, что и здесь, в случае с ним, все просчитано. Как? Он не знал, не мог понять.
Уверенная и вместе с тем неуверенная. Улыбчивая и одновременно грустная.
«Странная ты, Лайза, странная».
Ему все сильнее казалось, что тайна, которую она носит внутри, давит на нее, мешает. Но как вывести разговор в нужное русло? Только ждать.
Креветки гриль съелись так же быстро, как и приготовились, и оказались на удивление вкусными; пластиковые тарелочки опустели в два счета. В мешочек для мусора добавились две мятые салфетки; запузырилась в стаканах газировка.
– Я мог бы здесь жить, знаешь… – вдруг признался Мак неожиданно для себя.
– В смысле, у моря?
– Да. Здорово здесь, – получать удовольствие ему не мешали ни падающая температура – у них есть костер и пледы, – ни редкие прохладные порывы ветра, ни даже лезущий время от времени в глаза дым.
– Я чувствовала, что тебе может понравиться.
– Правильно чувствовала. Ты всегда меня правильно чувствуешь, да?
Его пронзительный взгляд наткнулся на ее хитрый. Вместо ответа Лайза поднялась со стула и направилась к «Миражу»:
– А вот сейчас и посмотрим.
Вернулась с сигарой, протянула ему.
– Вдруг захочется?
Он принял подарок со скрытым душевным трепетом и благодарностью. Она обо всем позаботилась: о еде, о тепле, о комфорте. А также о том, чтобы ему было чем занять руки, в случае если появится такое желание, – подымить, созерцая волны, ароматным табаком.
– Спасибо… А у меня для тебя… ничего.
– И не надо.
Она относилась ко всему легко, будто ни деньги, ни богатство, ни даже мелочи не важны – важно что-то другое. Разложила над мангалом новую порцию шпажек – на этот раз из красного мяса, вытерла руки, убрала салфетки и какое-то время смотрела на волны, будто что-то вспоминала.
– Я так и подумала, что ты любишь море. – Сделала несколько шагов вперед – туда, где вода почти касалась обуви, пнула сухую веточку носком кроссовка. – Может, однажды ты даже спустишь здесь на волны яхту.
– Свою собственную яхту? Ты второй раз заговариваешь о ней.
– А кто знает? И назовешь ее, например, «Мечта».
Мак улыбнулся. Он крутил в руках сигару и все никак не мог решить – раскурить ее сейчас или позже? Наверное, позже.
Ветер играл длинными волосами Лайзы, будто густыми шелковыми нитями: гладил, раскачивал, бросал в стороны и изредка путал.
– «Мечта» – это женское название, мужчина бы такого не дал.
– А какое бы дал мужчина? «Жемчужина»?
– Это тоже женское.
– Тогда какое мужское?
– Эм-м-м…
– «Крепость»? «Морской дьявол»? «Синий кинжал»?
– Почему синий?
– Ну, морской… – Лайза хихикала, откровенно издевалась над ним. – Ведь должно быть что-то жесткое, брутальное, супермужское, связанное с войной, оружием, боями, силой. Типа «Морская резь».