Плечи отца едва заметно расслабились, и Ася могла бы поклясться, что на висках его выступила испарина от спавшего напряжения.
– Вот и отлично, – подытожил он. – Значит, переезжаешь ко мне, а домина этот – на продажу. С глаз долой – из сердца вон, как говорится. Решено, да, мамик? Ты только сама утряси этот вопрос с сестрами. Ну, объясни им, что это твое решение, что так тебе будет легче. А то ты знаешь, они мне почему-то не слишком доверяют…
– Ох, я не знаю, Максюша, это все так сложно, – простонала бабка.
Затем перевела взгляд на Асю и спросила, мгновенно переключаясь на совершенно другой – воспитательный тон:
– А что это на тебе такое надето, Настенька?
Ася передернулась от ненавистного имени.
– Это? Толстовка!
– Что это еще за толстовка? Она же тебе вдвое велика, – тут же вцепилась в нее бабка. – Посмотри на себя, на кого ты похожа? Ты же девочка, ты должна быть аккуратная. Куда только твоя мать смотрит?
– Ну, понесла-аась, – сквозь зубы пробормотала Ася. – Может, вы просто продолжите обсуждать, как половчее облапошить Сашу и Нику с наследством, а меня оставите в покое?
Разъяренная, она выскочила из дома и спустилась в сад.
Отчаянно хотелось покурить, но Ася боялась в очередной раз наткнуться на кого-нибудь из милых родственничков.
На душе было мерзко.
Отец с этими откровенными подкатами к бабке по поводу дома казался ей отвратительным. Понятно – ему нужны деньги, у него какие-то проблемы с работой. Но вот так, не стесняясь ее, разводить бабушку продать дом?! Тем более сейчас, когда дед еще жив, а он его практически заведомо похоронил?..
Тьфу, гадость какая!
Толстовка Артема и в самом деле была ей велика, болталась чуть ли не до колен. К тому же днем в ней было жарко. Но, черт знает почему, ей не хотелось ее снимать.
Артем обещал сегодня покатать ее на велике или на лодке, как получится. Где же он, в конце концов? Они ни о чем толком не договорились, не обсудили время. Но ведь он знает, где она живет. Мог бы уже зайти и избавить ее от необходимости толочься вместе с идиотами-родственничками!
В конце концов Ася забралась в разросшиеся вдоль забора кусты малины, присела на корточки, достала из заднего кармана шорт пачку сигарет и зажигалку, свистнутые у отца, и закурила.
Оставалось надеяться, что бабка не последует за ней в сад, не застукает ее здесь и не начнет голосить на всю округу: «Что это такое? Как тебе не стыдно! Ты же девочка!»
Откуда-то со стороны шоссе донесся рев мотора.
Ася приникла к щели в заборе и увидела, как из-за угла вырулила дребезжащая «шестерка» с пятнами ржавчины на крыльях. Допотопный автомобиль мчался, развивая удивительную для подобной колымаги скорость, вздымая облака пыли, и резко затормозил перед калиткой дедовского дома. Из машины вышел горбоносый голубоглазый мужчина – этакий красавец-мачо, явно родом из краев, куда более горных и жарких, чем родное Асе Подмосковье. Одет он был с иголочки – щеголь в светлом костюме, ладно обхватывавшем подтянутую мускулистую фигуру.
«Господи, это еще кто?» – изумилась Ася.
Мужчина уверенно толкнул калитку, пересек сад и поднялся в дом. Но почти сразу же вышел оттуда – вместе с Вероникой. Та хмуро поглядывала на него, пока он что-то горячо говорил, размахивая руками.
«Вот оно что, – поняла Ася. – Значит, это Бекхан, очередная вечная любовь тетки Ники».
Подняв глаза, она вдруг заметила, что с крыши дома за этой сценой внимательно наблюдает вольготно развалившийся на скате Ивар, меланхолично жующий яблоко.
– Вероника, ты не права! – донесся до Аси низкий голос с мягким плавным акцентом. – Сорвалась с места, забрала все деньги… Обидно даже. Ты что, мне не доверяешь? Мне в Шалажи надо, мама приболела, я же говорил. Я за билетами – а дома ни копейки. Как ты можешь так поступать, мы же семья!
– Семья? – недоверчиво протянула Ника. – Теперь, значит, мы – семья. Не много ли у тебя семей?
– О чем ты? Что ты говоришь, дорогая, я не понимаю, – развел руками Бекхан.
– Я говорю про твою Милану, с который ты, по твоим уверениям, уже два года в разводе. И которая почему-то вчера звонила мне и требовала, чтобы я отстала от ее мужа и отправила его домой, к детям, которые по нему скучают. И к свекрови, которая места себе не находит. И – удивительное совпадение! – буквально на следующий день тебе, оказывается, срочно надо домой в Шалажи. Да еще и со всеми деньгами – моими деньгами!
– Верониченька, сердечко мое, ты все не так поняла! Милана плохо говорит по-русски, она… Она не то имела в виду. Просто мама приболела, и ей нужны деньги. Я отвезу…
– Не много ли моих денег за два года ты туда уже отвез? – в голосе Вероники начали проскальзывать базарные нотки. Она уперла руки в бока и принялась наступать на Бекхана. – Признайся, ты для этого в Москву и приехал – чтобы «зарабатывать» таким образом на свою драгоценную семью? Нашел дуру вроде меня, напел всякого… Еще и в квартире моей чуть не – прописался.
– Вероника, ну, послушай… – Бекхан все еще пытался найти пути к примирению.
– Знаешь что, давай так: или ты сейчас никуда не едешь – в конце концов, у меня тоже отец болен, мне твоя поддержка нужна, – или разбегаемся.
– Вероника, ты меня обижаешь, – подступил к ней Бекхан. – Зачем ты такие слова мне говоришь? Перед выбором меня ставишь? Ты же знаешь, как я тебя люблю. А с Миланой у меня давно уже все кончено. Ты не так все понимаешь, дорогая!
В этот самый момент примостившийся на крыше Ивар вдруг размахнулся и коротким точным движением запустил огрызком яблока ровно в лоб красноречивому жителю Шалажи. Тот схватился за голову, мгновенно налился лиловым цветом и заорал, потрясая – руками:
– Где этот засранец! Я его выпорю сейчас! – и рванул к дому, кажется, не на шутку вознамерившись всыпать несостоявшемуся пасынку.
Ивар в мгновение ока скатился с крыши и исчез где-то.
– А ну, стой! – Вероника уцепилась за рукав его футболки, почти повиснув на нем. – Не смей трогать моих детей! Своих воспитывай. Сколько вы их там настругали с Миланой? Двоих? – Троих?
– Оставь Милану и моих детей в покое, шлуха, – сорвался наконец Бекхан, все еще потирая покрасневший от удара лоб. От волнения акцент в его речи стал заметнее. – Не смей своими грязными губами их имена произносить! Ты и твои гребаные кяфиры у меня уже вот где сидят! Хочешь разбежаться – пожалуйста. Отдай мне мои деньги и больше меня не увидишь.
– Ах, теперь это твои деньги? – взвилась Вероника. – Значит, полчаса назад мы были семья – все общее, и те деньги, что я за машину получила и тебе отдала, – тоже общие. А теперь вдруг деньги стали твои? Знаешь что? Пошел ты к черту, Бека! Довольно ты меня разводил, машину продать заставил. Хватит! Больше ты от меня ни копейки не получишь. Едешь в свои Шалажи – ну и вали. Милане-обезьяне пламенный привет!