Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Бартлетт cтр.№ 93

Свидетели событий 1090-х годов отчетливо сознавали их неординарность. «В наше время, — писал Гвиберт Ножанский, — Господь учредил священную войну» . А Ордерик Виталий употреблял в отношении крестового похода выражение «неожиданная трансформация, случившаяся в наши дни» . Эти необычайные события 1095–1099 годов могли затем получить широкую известность и стать моделью для применения в новых ситуациях. Урбан II, стоявший у истоков первого крестового похода, не мог заранее знать, что именно случится. Однако люди XII века знали о том, как повернулись события, и следовательно, могли рассчитывать на их повторение. Предводители второго крестового похода 1147–1149 годов постоянно оглядывались назад, на первый поход. Даже после того, как его войско потерпело жестокое поражение в Анатолии, Людовик VII Французский крайне неохотно обратил свой взор на простую, казалось бы, альтернативу — избрать для дальнейшего продвижения морской путь: «Пусть пройдем мы дорогой наших предков, чья беспримерная доблесть снискала им славу на земле и Небесах» . Во время четвертого крестового похода, споря о том, кому быть новым латинским правителем Константинополя, Балдуину Фландрскому или Бонифацию Монферратскому, крестоносцы рассуждали: «Ежели мы изберем одного из этих двух великих мужей, то второго охватит такая зависть, что он уведет всех своих людей. И тогда земля эта будет для нас потеряна, точно так же, как был почти потерян Иерусалим, когда после его завоевания избрали Готфрида Бульонского» . Мы видим, что французские рыцари, завоевавшие в 1204 году Константинополь, ощущали себя прямыми продолжателями дела французских рыцарей, которые летом 1099 года шагали по залитому кровью Иерусалиму. Участие в крестовых походах в самом деле могло стать гордостью фамилии или национальной традицией. Николай Сент-Омер, правитель города Фивы в франкской Греции и в прошлом супруг Марии Антиохийской, построил в Фивах замок и «внутри расписал его стены фресками, изображающими, как франки покоряли Сирию» . Точно так же Элеонора, с 1236 года королева Английская, имела в Вестминстерском дворце «Антиохийские покои», декорированные сценами осады Антиохии во время первого крестового похода . Ее супруг, Генрих III, повелел развесить на стенах своих покоев и замков картины с изображением его дяди, Ричарда Львиное Сердце, в битве с Саладином. Всякий раз, проходя по этим комнатам, придворные и слуги должны были созерцать наглядное напоминание о центральном событии крестового похода и о славе великого крестоносца.

Даже на неблагодарной почве Восточной Европы идея крестового похода могла наполниться мощным объединительным звучанием. В год 1108 был составлен документ, содержащий призыв епископов провинции Магдебург и других восточносаксонских лидеров к вождям остальной части Саксонии, Лотарингии и Фландрии присоединиться к кампании против язычников-славян . Подлинное авторство письма точно неизвестно, но общий смысл вполне ясен. После перечисления тех жестокостей, какие терпят христиане от язычников, автор призывает клириков и монахов Саксонии, Франконии, Лотарингии и Фландрии «последовать примеру мужей Галлии (Gallorum imitatores… estote)… и объявить у себя в церквях: “Да грянет священная война, поднимайтесь все, кто в силе!”» Он призывает воинов-христиан:

Мы видим здесь прямое обращение к памяти первого крестового похода и попытку направить эти воспоминания на решение совершенно новых задач — на войну против полабских славян-язычников. Провинция Магдебург становится «нашим Иерусалимом»; к воинам восточной Германии и Фландрии обращен призыв превзойти в доблести «мужей галльских», которые добились победы «на дальнем Востоке». Риторическая, образная и историческая память становится инструментом, обращенным в новом направлении.

Призыв 1108 года не принес немедленных плодов. Однако из него видно, что спустя десятилетие после падения Иерусалима под ударами крестоносцев события и образы первого крестового похода служили основой для выработки идеологических установок войны в совсем иной части христианского мира. В полной мере последствия этого проявились в 1147 году, когда прозвучал призыв ко второму крестовому походу и идея священной войны приобрела обобщенное звучание. «Каждая католическая провинция, — писал датский летописец Саксон Грамматик, — получила приказ двинуться на ту часть мира варваров, которая была к ней ближе всего». Военные кампании проводились в Восточном Средиземноморье, на Пиренеях и в Восточной Европе, где в ходе так называемого крестового похода против славян терминологию, организацию и практику военных действий крестоносцев впервые ощутили на себе лужичане. С военной точки зрения кампания дала скромные результаты, но прецедент был создан. «Армия воинов со знаком (креста)» впервые вторглась в земли полабских славян .

Следующая попытка применения сложной организационной структуры и идеологии крестового похода в Прибалтике имела место в 1171 году в связи с планами создания в Эстонии епархии под патронажем Дании. Папа Александр III издал буллу, адресованную христианским правителям и народам Скандинавии, в которой искусно сочетал восхваление их религиозной верности, утверждение авторитета папства, призыв поддержать местную церковь и предпринять крестовый поход. Он в самом деле сокрушался по поводу «дикости [язычников] — эстонцев… по отношению к верным сынам Господа», одновременно вознося хвалу Господу за то, что его адресаты «целеустремленно и твердо держатся католической веры и хранят верность святой Римской церкви, которая стоит надо всеми церквями, как помазанница Господа и правительница всех других церквей Божественной волею». Папа призывал скандинавов не терять упорства в своей верности и послушании, воздерживаться от грабительских набегов, слушаться и почитать прелатов Церкви и платить им церковную десятину и другие положенные подати. В конце шло обещание крестоносцам:

Отпущение грехов сражавшимся в защиту христианской веры против язычников и полное отпущение грехов погибшим — вот в точности формула крестового похода во Святую землю. И все же применение реформированным папством на театре военных действий за 1250 миль от Рима инструмента, который в предыдущее столетие получил распространение главным образом в контексте Средиземноморья, не было просто механическим перемещением. Насаждение идей крестового похода в Прибалтике означало попытку установления более тесных связей с Римом, утверждения папской власти, а также оказания материальной и психологической поддержки местным церквям. Освящение войны было равносильно принятию на себя в полной мере обязанностей народа, причисляющего себя к христианскому миру.