Богдан Хмельницкий. Искушение - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Богачев cтр.№ 41

Наклонившись над умирающим, он спросил:

— Кто ты такой? Кто вас послал? Если ответишь правду, похороню тебя, как положено у православных.

Видно было, что казак услышал вопрос. Его тело напряглось, он набрал воздуха в грудь и, выдыхая, произнес только одно слово:

— «Часовщик»…

* * *

Сергеев выполнил свое обещание. Провозившись почти до рассвета, он выкопал на берегу запруды неглубокую яму и, уложив туда тела погибших, насыпал над ними небольшой холмик. Смиренно сложив перед собой руки, прочитал молитву за упокой души убиенных. Быстро собрав разбросанные вещи, Владимир долго мыл руки и одежду, оттирая проступившие на ней бурые пятна крови.

Он знал, что рано или поздно это должно было случиться. За время пребывания в XVII веке Сергеев не раз становился свидетелем гибели людей. Однажды даже видел, как казнили вражеского лазутчика, отрубив ему голову. Еще при подготовке к выполнению этого необычного задания его не раз предупреждали, что легкой прогулки не будет. «В конце концов, я защищал свою жизнь», — с такими мыслями Владимир оседлал Орлика и постарался как можно скорее уехать с того места, где ему пришлось принять боевое крещение.

Прибыв в Киев, Добродумов выбрал для ночлега постоялый двор на самой окраине. Устроив Орлика и своих четвероногих телохранителей, он наскоро перекусил и завалился спать.

Проснулся Илларион от тишины. В горнице было темно. Трудно было даже приблизительно сказать, сколько же он проспал. Да это было и неважно. Главное, что он хорошо отдохнул и голова не гудела от тревожных мыслей. А тревожиться было от чего. Добродумов зажег свечу и положил перед собой свиток чистой бумаги. Взяв в руки перо, задумался. Ему в подробностях вспомнился сон, который был прерван подосланными Мисловским убийцами: современный Киев, красавица Гелена, воздушные шары и его пронзительный крик «Отпусти!».

А ведь не отпустит. Ни его, ни Богдана… Только теперь Добродумов получил ответы на те вопросы, которые задавал себе несколько дней назад, сбежав от «часовщика». Гелена… Она Чаплинскому была не нужна. Ее с самого начала использовали как приманку для Хмельницкого. Это был главный козырь в игре Мисловского: пока Мотрона здесь, Хмель ни о каком походе на Польшу и думать не будет. Да и его самого «часовщик» поймал на ту же наживку, что и старого ловеласа Богдана. Не смог послушник устоять перед чарами польской красавицы и чуть не поплатился за это головой. Все стало на свои места. Он понял, что нужно делать дальше.

Письмо Черепанову Сергеев написал быстро. Настолько быстро, насколько это было возможно, учитывая, что гусиным пером он писал первый раз в жизни. Упомянув в самом начале, что при его заброске в прошлое Эйнштейны ошиблись на целый год, Владимир, не вдаваясь в детали, описал события, которые произошли с ним за это время. Главное, о чем он сообщал, было то, что Украина охвачена восстанием под предводительством гетмана Богдана Зиновия Хмельницкого и готова выступить против польской шляхты. Не забыл упомянуть и о еще одном посланнике из будущего — Мисловском. О Гелене даже не вспомнил. Что-то с ним в последние дни произошло. Зная, что ожидает девушку в ближайшее время, он не чувствовал никаких внутренних сомнений, а тем более угрызений совести.

Утром, прихватив с собой верных алабаев, он отправился искать оговоренное с Черепановым место закладки послания. Продвигаясь вдоль берега Днепра, Сергеев быстро нашел древний курган, который служил точкой отсчета в их с Иваном планах. Отмерив сто метров к югу и убедившись, что поблизости никого нет, выкопал яму, в которую и положил кувшин с письмом. Теперь следовало заняться поисками клада. Впереди ожидались бурные события, и, чтобы выполнить задуманное, необходимы были деньги.

Под каменной плитой Владимир обнаружил глиняный горшок, разбив который, понял, что этот клад был зарыт не евреем-ростовщиком. Вместо монет из горшка посыпались золотые браслеты, серьги, кольца. Были среди этих украшений золотые и серебряные гривни — бруски драгоценного металла, которые во времена Киевской Руси использовались вместо денег. С мыслью о том, что украинским археологам лет через триста явно не повезет, Сергеев спрятал сокровища в одну из переметных сумок и отправился в обратную дорогу.

Его путь лежал вдоль Днепра. На горизонте показались золоченые маковки церквушек, среди которых выделялись своим величием купола Софии Киевской. Направив Орлика в сторону православной святыни, он уже через час был у ее стен. Владимир не считал себя набожным человеком, но что-то заставило его спешиться, и если бы не алабаи, непременно зашел бы в храм. Помолясь на кресты Софии, он трижды перекрестился: «Спаси меня, Боже, и отпусти рабу Твоему Владимиру все грехи его тяжкие…»

Громкие голоса, раздавшиеся из-за спины, отвлекли его от грустных мыслей. Около двадцати мужиков неспешно сгружали с телег лопаты, глину, песок, какие-то бочки и деревянные колья, по-видимому, артель собиралась приступить к строительным работам. Руководил ими подьячий, которого все называли батюшкой Серафимом.

Его обличье никак не соответствовало сану — с виду это был типичный бригадир строителей, только в рясе, заляпанной мелом и глиной. Вместо креста на шее у него висела измерительная веревка с завязанными через равные промежутки узелками. Большой красный нос батюшки говорил о том, что ничто человеческое ему не чуждо.

Хриплым голосом Серафим отдавал команды работникам, размечавшим траншеи под будущий фундамент строения. И тут Сергеева будто ударило током — он узнал это место. Осмотревшись внимательнее, он понял, что артельщики собираются вырыть котлован именно там, где через триста лет будет стоять известный всему миру памятник Богдану Хмельницкому. «Если уж выполнять миссию, так до конца», — с этой мыслью Владимир решительным шагом направился на «стройплощадку».

— Кто здесь старший будет? — строго обратился он к артельщикам, будто не замечая их «бригадира».

— А тебе чего? — спокойно ответил сам Серафим.

— Да проезжал мимо. Смотрю — строительство начинается. Только совсем не по правилам оно. Дай, думаю, узнаю, что за бездарь здесь командует.

Обидные слова не смутили «бригадира», но заинтересовали:

— А ты кто ж такой будешь, мил человек?

— Имя мое тебе знать не надобно. Только человек я государственный. Недавно вернулся из Иерусалима, где встречался с самим патриархом Паисием.

— Значит, из посольских, — утвердительно кивнул отец Серафим. — Не довелось мне побывать в Иерусалиме, да и на встречу с патриархом Господь не сподобил… И что же ты такого неправильного тут увидел?

Илларион понял, что любопытство окончательно победило в отце Серафиме чувство обиды. Взяв «бригадира» под руку, он отвел его в сторонку:

— А ты, уважаемый, посмотри вокруг. Выйдет, к примеру, крестный ход из обители, и во что он упрется? В твое творение, батюшка. Или захотят собраться простые люди, чтобы воздать хвалу Господу нашему у святых стен храма. Так не смогут. Опять же творение твое им и помешает.

Отец Серафим огляделся вокруг, будто впервые видел майдан перед Софией.