– Нашла с кем связываться! – фыркнула Тони. – С художником! Всю жизнь будешь питаться фруктами, купленными для натюрмортов. На большее просто денег не хватит! Они все нищие! Неужели всерьез собираешься с ним встречаться?
– Да, – улыбнулась Алетт. – Кажется, я ему понравилась, и он мне тоже. Это впервые в жизни, неужели не понимаешь?
* * *
Все началось с небольшого недоразумения и закончилось яростным спором, едва не перешедшим в настоящий скандал. После сорока лет беспорочной службы пастор Фрэнк решил удалиться на покой. Паства, обожавшая своего доброго священника, столько сделавшего для прихода, была в полном отчаянии. Под конец, после множества тайных совещаний и обсуждений, было решено сделать ему прощальный подарок. Часы…, деньги…, путешествие…, картина… Картина! Он так любит искусство!
Собравшиеся одобрительно зашумели. И тут кому-то в голову пришла блестящая идея.
– Почему бы не нарисовать его портрет на фоне церкви? – воскликнул кто-то из присутствующих. – Алетт, может попробуете?
– Разумеется! – кивнула она, счастливо улыбаясь. Но тут поднялся Уолтер Мэннинг, один из церковных старост, член приходского совета, известный своими щедрыми пожертвованиями. Он считался богатым, удачливым бизнесменом, имел прекрасную семью, не жаловался на здоровье, но, к сожалению, был крайне завистлив и терпеть не мог, когда его ближнему хоть в чем-то везло.
– Моя дочь прекрасно рисует, – бесцеремонно вмешался он. – Возможно, она согласится написать портрет.
– Устроим конкурс, – Предложил Роналд, – и посмотрим, у кого лучше получится!
Собравшиеся горячо зааплодировали. Всем пришлась по душе идея церковного сторожа.
* * *
Алетт не выпускала из рук кистей и палитры. Пять дней она трудилась с утра до вечера, выпросив отпуск на работе, и сумела создать настоящий шедевр. С холста на зрителей смотрело само воплощение доброты и сострадания. Совсем как в жизни. Пастор Селваджо был истинным слугой Господним, призванным нести в мир справедливость и сочувствие к грешникам.
В следующую субботу прихожане снова собрались, чтобы взглянуть на портреты. Казалось, все голоса безоговорочно отданы плодам таланта Алетт.
– Совсем живой! Вот-вот сойдет с холста!
– О, ему, должно быть, ужасно понравится…
– Ему место в музее, Алетт…
Но тут Уолтер Мэннинг распаковал вторую картину. Добросовестная, чуть холодноватая работа. Несомненное сходство. Отсутствовал лишь огонь вдохновения, озарявший живопись Алетт.
– Очень мило, – тактично заметил один из прихожан, – но думаю, что Алетт…
– Совершенно верно…
– Я согласна…
– Алетт удалось схватить именно то… Уолтер неодобрительно сжал губы.
– Решение должно быть единогласным, не так ли? – наконец процедил он. – Согласитесь, что моя дочь – профессиональная художница, а не дилетантка, как некоторые. Она сделала вам одолжение, согласившись участвовать в этом так называемом конкурсе. Вы не имеете права так оскорбить ее!
– Но, Уолтер…
– Нет уж, извините! Ничего и слышать не желаю. Либо будет по-моему, либо пастор останется без подарка.
У Алетт сжалось сердце. Ничего не поделаешь. Мэннинг имеет слишком большое влияние, и без его денег многим придется плохо.
– Мне очень нравится второй портрет, – решительно объявила она. – И не стоит ссориться. Давайте сделаем так, как желает мистер Мэннинг.
– Бьюсь об заклад, он будет куда как доволен, – сыто ухмыльнулся Мэннинг.
* * *
Этим же вечером, по дороге домой, Уолтер был сбит неизвестной машиной, водитель которой трусливо умчался с места происшествия, оставив жертву истекать кровью. “Скорая” приехала слишком поздно.
Узнав о случившемся, Алетт горько зарыдала.
Глава 4
Эшли Паттерсон сегодня проспала, но, хотя и боялась опоздать на работу, все же решила наспех принять душ. Стоя под обжигающе горячими струями воды, упруго бьющими по телу, она неожиданно услыхала сквозь мерный шум какой-то странный звук. Стук открывшейся или закрывшейся двери?
Она повернула кран и с бьющимся от страха сердцем прислушалась.
Тишина.
Нерешительно помедлив, она торопливо вытерлась и на цыпочках пробралась в спальню. Кажется, все в порядке. Нигде никого.
"Опять мое идиотское воображение. Нужно поскорее одеться и бежать”.
Она шагнула к комоду, выдвинула ящик и замерла, неверяще уставившись на его содержимое. Кто-то рылся в ее белье. Лифчики и колготки небрежно свалены в одну кучу. В ящике царит полный хаос, а ведь она всегда аккуратно складывает свои вещи, не говоря уже о том, что хранит все по отдельности, в закрытых пакетиках.
К горлу вдруг подкатила тошнота. Желудок сжало судорогой. Неужели он расстегнул брюки, схватил ее колготки и стал о них тереться своим?… И при этом воображал, что насилует свою жертву? Издевается, чтобы потом убить?
Эшли судорожно втянула в легкие воздух.
Следовало бы немедленно обратиться в полицию, но ведь они посмеются над ней.
" – Хотите, чтобы мы провели расследование только потому, что вы считаете, будто кто-то рылся в вашем комоде?
– Меня преследуют.
– Вы замечали за собой слежку? Видели кого-то?
– Нет.
– Вам угрожали?
– Нет.
– У вас есть враги? Знаете того, кто хотел бы расправиться с вами?
– Нет”.
Бесполезно. Бесполезно и бессмысленно. Эшли в отчаянии заломила руки. Она не может заявить полицейским ничего конкретного. Кончится тем, что они допросят ее и посчитают сумасшедшей. И будут правы.
Эшли с лихорадочной быстротой принялась натягивать первое, что попалось под руку, стремясь поскорее убраться отсюда.
Нужно поискать другую квартиру и переехать, оставив неотвязный призрак с носом. Забиться в нору, где ее никто не сможет найти.
Но радость длилась недолго. Эшли вновь поникла. Откуда такое чувство, что все усилия бесполезны и дамоклов меч, все время висящий над головой, неумолимо рухнет вниз?
"Он знает, где я живу и работаю. А я? Что мне известно о нем? Абсолютно ничего”.
Она никогда не имела оружия, потому что ненавидела насилие и все, что с ним связано. Но теперь… Теперь она нуждается в защите.
Эшли метнулась на кухню, схватила острый нож для разделки мяса, отнесла в спальню и положила в ящик прикроватной тумбочки.
«Может быть, я сама устроила беспорядок в комоде и забыла об этом? Возможно… Или всего лишь стараюсь обмануть себя?»
* * *
Она спустилась в вестибюль и проверила почтовый ящик. Там оказалось письмо на ее имя с обратным адресом Бедфордской средней школы.