Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви - читать онлайн книгу. Автор: Индира Макдауэлл cтр.№ 95

Она мне кого-то смутно напоминает.

Сама таинственная незнакомка исчезает, хотя мне кажется, что она просто отступила в глубокую тень и продолжает изучать нас из укрытия. Мне становится не по себе.

Реакция Сингха поражает. На мой вопрос кто это, он тащит меня вперед:

– Пойдем быстрей.

Торопиться некуда, впереди целая ночь, просто Раджив явно не желает встречаться с этой женщиной.

Впечатления от встречи с незнакомкой быстро заслоняет сам Тадж-Махал.

За последние дни я видела много фотографий комплекса в самых разных вариантах, в том числе ночных снимков. Изучала видео. Но все это не идет ни в какое сравнение с настоящим Тадж-Махалом, заливаемым светом полной, круглой луны. Она бывает желтой и даже с чуть красноватым оттенком, но сегодня луна голубоватая. И усыпальница из-за этого серебристая. Серебристо-белое отражение кажущегося невесомым огромного здания в неподвижной воде соседствует с отражением голубоватой луны…

Все настолько нереально, что хочется… плакать.

А уж что вытворяет мое сердце!.. Оно чувствует восторг и благодарность. Что это? Я приписываю чувство благодарности просто немыслимой красоте, которую увидела. Такое же восхищение я испытала, когда по залу выставки побежали крошечные светлячки от алмаза «Тадж-Махал». Да, владелец бриллианта был прав, назвав его в честь этого памятника.

Легкий ветерок чуть трогает поверхность воды, она даже не рябит, просто отражение Тадж-Махала и полной луны немного плывут, окончательно лишая нас чувства реальности.

Я не знаю, как долго мы находимся в Тадж-Махале, судя по изменению положения луны, времени проходит немало. Я настолько потрясена, что даже ничего не говорю, просто смотрю на настоящий и отраженный в воде Тадж-Махал и молчу. Раджив не лезет в душу, за что я ему благодарна.

И все же он предлагает:

– Если хочешь дождаться рассвета, нужно найти место, где можно было бы присесть.

Мы находим такое местечко ближе к Главным воротам, чтобы видеть, как первые лучи солнца осветят восьмое чудо света.

Я готова спорить насчет восьмого. Сколь бы грандиозно ни выглядели пирамиды и Сфинкс, как бы ни был велик Колосс Родосский, но с этим чудом им не сравниться. Тадж-Махал не восьмое, а первое чудо света. И пусть Колосс рухнул, Тадж-Махал такая участь не должна постичь никогда! Я помню о проблемах с обмелением Джамны, с появляющейся желтизной камня, но уверена, что человечество что-нибудь придумает, чтобы памятник любви существовал вечно. Кажется, не будет его, погибнет и сама любовь.

Давно меня не посещали столь сильные чувства, не связанные с местью или злорадством. Я почти готова расплакаться от восторга, чего со мной не бывало с детства. Я лишь однажды плакала, увидев потрясающе красивый букет, составленный из простых садовых цветов. Было это в семь лет. С тех пор как отрезало, и вот теперь слезы восторга наворачиваются на глаза снова.

А Раджив вдруг начинает тихо читать стихи. Мягкие, обволакивающие, вызывающие восторг даже при том, что я ничего не понимаю. Нет, это не хинди или маратхи, это фарси. Сингх читает персидские стихи на языке их автора.

Окружающие прислушиваются, осторожно подвигаются ближе, вокруг быстро образуется толпа, голос приходится чуть повышать, но все стоят так тихо, что Раджив все равно говорит вполголоса.

Лунная ночь… Тадж-Махал… и персидская любовная поэзия…

Очарование разрушает появление двух полицейских, встревоженных толпой.

Сингх дочитывает стихотворение до конца, но это уже не то…

Полицейские быстро выясняют, что никакой угрозы нет, однако на всякий случай остаются рядом. Предрассветный ветерок крепчает, отражение Тадж-Махала и полной голубой луны уже с другой стороны на воде разбивается, Раджив предупреждает:

– Смотри, сейчас будет самое красивое…

Он прав. Как бы ни было великолепно видение Тадж-Махала в лунном свете, рассветный миг просто неповторим. Заметив, что я приготовила айфон, чтобы фотографировать, Сингх опускает мою руку:

– Не трать на это время, потом сфотографируешь. Лучше смотри.

И снова он прав, так легко пропустить самый главный миг – первый луч солнца справа от Таджа. Перед этим усыпальница словно поднимается надо всем, отрываясь от своего основания, плывет над ним, раздумывая, не улететь ли в небо совсем. Окрашивается нежно-розовым цветом, который после голубовато-серебристого, ночного, кажется особенно прозрачным. Луна куда-то исчезла, вернее, ее полный круг постепенно бледнеет, уступая место готовому появиться на востоке светилу.

Когда небо прорезает первый солнечный луч, он всегда кажется особенно ярким. А здесь после необычной ночи, тем более.

Толпа кричит от восторга. Он иной, чем был при серебристой луне, это восторг от ощущения жизни, а не от печали, даже прекрасной.

Усыпальница, словно передумав, встает на свое место. Она все равно невесома, парит, но все понимают, что Тадж на Земле.

Еще некоторое время мы не двигаемся, приходя в себя. С минаретов слышны призывы муэдзинов к намазу, часть посетителей встает на него прямо здесь, из-за стен доносится шум просыпающегося города. Не все в Агре любовались восходом в Тадж-Махале, для многих это недостижимая мечта, они заняты своими делами.

И за то, что я оказалась в числе нескольких тысяч счастливчиков (или «идиотов», как сказала Алисия), я от души благодарна Радживу. О чем и сообщаю.

Он серьезно отвечает:

– Быть в Агре и не увидеть восход в Тадж-Махале, – преступление перед собой. А фотографии я тебе дам, их много красивых.

– Алисия дура!

Честно говоря, мое заявление не много умней, но не сделать его я просто не в состоянии.

– Только не говори этого ей. Каждому свое, Джейн.

– Удивительно, как она сумела сыграть Мумтаз?

Несколько мгновений Раджив молчит.

– Она несчастливая женщина, которая очень хочет любить, но еще больше боится этого. Чтобы сердце могло что-то чувствовать, оно должно открыться. С замкнутым сердцем ты даже сегодняшней красоты не увидела бы. Алисия замкнута, она способна раскрываться, только когда играет кого-то другого.

Я думаю уже не о Хилл, а о собственном сердце. Нужно признаться Радживу, что у меня оно – чужое. Но только не сегодня, сейчас разрушать восторг, который я все еще испытываю, не хочется даже беседой о несчастной Алисии Хилл.

Обратно мы выходим через Восточные ворота, хотя машина Раджива осталась стоять у Западных, и пешком идем к «Оберою». Не хочется брать тук-тук, к тому же нам недалеко.

Там, в Тадж-Махале, что-то произошло. Наши с ним сердца оказались связаны невидимой нитью, и я понимаю, что именно эта нить не позволит моему ни растаять совсем, ни снова превратиться в камень. В этом смысле Раджив сделал меня человеком, я снова научилась чувствовать и переживать.