– А мне почему-то кажется, что позвонит. И если оставит два билета, возьми меня! Я от его голоса тащусь!
– Договорились!
– Я тут третьего дня видела его по «Культуре». Он пел Дона Базилио и Мефистофеля. Обалденно!
– Рада за тебя. А мне он, похоже, жизнь сломал.
– Каришка, не будь дурой, если это счастье так легко сломалось, так чего оно стоило? Грош! Ломаный грош в базарный день! А вообще, лучше всего тебе сейчас куда-нибудь смотаться. За границу!
– У меня денег нет. Да и неохота…
– И что? Будешь киснуть дома?
– Значит, буду киснуть.
– Очень умно!
* * *
Время шло. Дела так закрутили Кузьму, что даже и вспоминать Карину времени не было. Так, изредка щемило сердце. И все.
Он заехал на сыроварню.
– О, Кюзьма, давно не бывал! А почему темный такой?
– Темный?
– Да нет… как это… мрачный, вот! Почему такой мрачный? Кризис?
– Да нет, дела идут неплохо, даже прибыль есть и немалая.
– А, я понял, твоя прекрасная Карина уехал, да? Когда теперь приедет?
– Не приедет она. Бросила она меня!
– Как это бросила? Ты неправильно! Она не мог!
– Мог, еще как мог!
Роже внимательно посмотрел на друга, покачал головой и достал из шкафа бутылку красного вина.
– Сядь, Кюзьма, мы сейчас попьем вина, закусим нашим сыром, и ты мне все рассказать!
– Да что рассказывать…
– Я видать, она тебя любил… Роже в этом понимает!
Он разлил вино по стаканам, достал сыр и виноград.
– Давай выпьем за… за…
– Нет, просто выпьем, без тостов!
– Можно и просто. Ну, а теперь рассказать. Что такое случилось с твоя девушка?
Кузьма подумал: «Если расскажу, может, полегчает?» Он рассказал. Не полегчало. Роже постучал себя кулаком по лбу.
– Кюзьма, ты дурак! Совсем дурак! И это… забыл слово, а… трус! Ты трус, Кюзьма! А Карина умная, поняла, что ты боялся, человеку и женщине всегда легче, если он уходил первый! Вот и все! А я знаю этот певец, я любить опера! Его знает весь мир… и…
– Вот именно! Его знает весь мир, а я кто?
– А ты дурак! Ревнёвый дурак!
– Не ревнёвый, а ревнивый!
– Какой разница? Ты же меня понял!
– Ни черта я не понял. Только одно – мы с ней не пара.
– Ты как это… муж овца?
– Муж овца? – фыркнул Кузьма. – Баран!
– О! Ты баран, Кюзьма! И я не хочу больше говорить про эта бедная девочка. Все!
Кузьма остался ночевать у Роже. А тот ушел к жене. Кузьма долго ворочался с боку на бок, а потом вдруг решился. Схватил телефон. И набрал ее номер. Будь что будет! Но ничего не было. «Такой номер не существует!» – ответил ему телефон. «Значит, она сменила номер, не хочет, чтобы я ей дозвонился. Ну что ж, все ясно. Или чтобы ей не дозвонился этот татарин? – закралась спасительная мысль. – Хотя нет, она дала ему свою визитку, там наверняка есть ее домашний телефон… и рабочий, вероятно, тоже. А мне она своей визитки не дала… Ну и черт с ней!»
* * *
Я сменила телефон и удалила из памяти номер Кузьмы. Не хочу! Я была так обижена, так зла на него… Каждый раз, входя в свой подъезд, я волей-неволей вспоминала, как вот на этом подоконнике складывала его вещи… и даже не подозревала, сколько боли мне причинит этот человек. За что? За знакомство с Ильясом? Бред!
Между тем лето кончилось. Начались занятия в институте, да еще мне предложили читать курс в театральном училище. Я обрадовалась. Но времени теперь совсем не было. Ну и прекрасно!
Большинство первокурсников в театральном вообще смутно представляли себе, что такое живопись. Один мальчик редкой изысканной красоты, москвич, из вроде бы интеллигентной семьи как-то спросил:
– Карина Георгиевна, это правда, что Гоген по пьяни отрезал себе нос?
– Пименов, вы это серьезно?
– Ну я что-то такое слышал…
– Ну, во-первых, не Гоген, а Ван Гог, во-вторых, не нос, а ухо… И вообще, в следующий раз, когда у вас возникнет подобный вопрос, справьтесь в Интернете, чтобы не позориться. Впрочем, кажется, здесь только я считаю, что вы опозорились! И это весьма прискорбно!
Я была в шоке, но когда поделилась своим впечатлением с преподавателем литературы, он только плечами пожал:
– Карина, это что… Вот в прошлом году была одна абитуриентка, я спросил ее, читала ли она «Три сестры». Она твердо ответила, что читала. Я попросил вкратце пересказать сюжет. – Он выдержал паузу.
– И что?
– Она начала пересказывать своими слова… «Сказку о царе Салтане»!
– Три девицы под окном?
– Именно! Так что, коллега, советую уже ничему не удивляться. Но, как я понимаю, они исправно посещают ваши лекции?
– Слава богу!
– Знаете, они научатся, усвоят, артисты, это такой народ… Ну не все, конечно, но к третьему курсу вам вряд ли уже придется за них краснеть. Когда-то Михаил Ильич Ромм написал в дневнике, а к слову, он превыше всех писателей ценил Льва Толстого, так вот, он записал в дневнике: «У меня есть два студента, один знает о Толстом даже больше, чем я, а другой вообще не знает о его существовании».
– И это были Тарковский и Шукшин, знаю!
* * *
В конце октября были объявлены два концерта Ильяса.
И вдруг он позвонил:
– Карина, привет, это Абдрашитов!
– Здравствуй, Ильяс!
– Что с твоим мобильным? Я не мог дозвониться и вот звоню на домашний! Рад тебя слышать! Как ты? Будущий муж все еще будущий или уже сыграли свадьбу?
– Да нет, мы расстались.
– Да? Тебя это огорчает?
– В меру.
– Ты сможешь прийти двадцать седьмого на мой концерт?
– О, конечно, с удовольствием!
– Тебе есть с кем пойти?
– Да, разумеется!
– Тогда я оставлю два билета у администратора на твое имя.
– Спасибо огромное, Ильяс!
– Я тебе еще позвоню из Москвы.
– А сейчас ты откуда звонишь?
– Из Лиссабона!
– О, я польщена! Спасибо, Ильяс!
Я обрадовалась, даже очень. Я так давно не была в Консерватории и вообще люблю хорошее пение, а Ильяс поет удивительно! Недаром он сделал такую карьеру! Я помню, он еще учился и частенько заглядывал ко мне по-соседски, мы болтали обо всем на свете, и я видела в нем старшего брата. Он старше мен я на четыре года. Но ника к их романтических отношений у нас не возникало. Он рассказывал мне о своем романе с девушкой из Колумбии, невероятной красавицей Консепсьон, она училась на фортепьянном, Ильяс был сильно влюблен… А однажды я возвращалась из универа достаточно поздно, ко мне на улице пристал какой-то пьяный парень. Я была девушка не робкого десятка и пыталась его отшить. Он вроде бы отстал, но когда я вошла в наш двор, он вдруг выступил из темноты, схватил меня мертвой хваткой. Вот тут я испугалась. Он поволок меня куда-то, от испуга я даже кричать не могла, но тут откуда ни возьмись появился Ильяс и так двинул парню промеж глаз, что тот рухнул на асфальт. А Ильяс прошипел: