Роман и пошел. Подняться по парадной лестнице постеснялся, свернул на боковую. Та сразу вывела его на второй этаж к библиотеке. Дверь была открыта. Шварц вошел, окинул книги восторженным взглядом, увидел дверцу между колоннами. Оттуда доносились шумные голоса. Видать, туда и нужно идти. Роман тихонечко приоткрыл дверь.
Шум усилился. А от увиденного Шварц просто замер у двери. Прямо перед ним стояли Наденька и Саша. Обе кричали что-то. Надя при этом прикрывалась чем-то. Саша грозно махала руками. Обе не видели вошедшего Романа, потому что их праведный гнев обрушивался на другого.
Перед девицами стоял юноша, похожий на самого хозяина приема — графа Закревского. Роман видел однажды губернатора на приеме у дяденьки. Ну, раз молодой человек похож на Закревского, значит, он его сын. Но отчего же все трое так кричат?
— Подите вон! — орала Наденька.
— Как вы смеете врываться к девушке? — грозно наступала на Закревского Саша.
— Она же сама просила зайти! — кричал молодой человек.
И вдруг все трое замолчали и уставились на вошедшего Романа.
— Вам чего?! — заверещала Надин.
— Зачем вы здесь? — ахнула Саша.
— Это еще кто? — возопил молодой человек.
— А вы кто и что здесь делаете? — У Шварца от злости желваки заходили на скулах. — Почему вы не одеты, мадемуазель Надин? А вы что делаете, мадемуазель Александрин?
От «Александрин» обе девушки вдруг затихли и пришли в себя.
«Дожила! — обозлилась Наденька. — Сашку-прислугу, как порядочную, по-французски кличут!»
«Неужели меня, как настоящую барышню, назвали!» — ахнула про себя Саша.
— А вас я, извините, не имею чести знать? — Роман обернулся к юноше.
Тот шутливо поклонился:
— Петр Закревский к вашим услугам! Пришел, так сказать, полюбоваться на ту, чей образ нарисован на картине: дама с розами. А вы кто?
— Я — художник, который эту картину нарисовал. Роман Шварц.
— Вот и разъясните: кого же вы нарисовать изволили? — фыркнул Петр. — Обе девицы похожи. Каков парадокс!
— Не ваше дело! Как вы вообще сюда попали! — возмутилась Наденька.
— Меня граф Шишмарев направил. А вот вас почему двое? Какое дельце вы здесь обделываете?
Наденька снова взвизгнула:
— Как вы смеете говорить гадости! Никакой Шишмарев вас не направлял! А что мы похожи, так мы — дальние родственницы.
Но в это время послышался какой-то шум, словно огромная волна подкатывала издали все ближе и ближе. Действуя скорее машинально, чем обдуманно, Саша толкнула сестрицу за кушетку:
— Прячься! Сюда идут!
В тот же миг Петр схватил Наденьку за руку и потянул за собой. Шкаф у противоположной стены тихонько заскрипел и открылся. Петр с Надеждой исчезли в потайном проходе.
В это время двери из библиотеки распахнулись. Перед удивленным Романом и напуганной Сашей предстал… портрет с розами, который два офицера несли на руках. Саша от неожиданности ойкнула. Роман фыркнул: ну и праздник — то ли бордель, то ли крестный ход!
— Вот она, мадемуазель Надин Перегудова! — радостно возвестила Шиншина, протискиваясь между офицерами. — И не одна! И смотрите, чем занимается!
Тут взгляд ее упал на Сашу и Романа, мирно стоявших у стены. Шиншина взвизгнула:
— Вы кто? Вы здесь откуда? Где Надька и ее хахаль?
— Какой хахаль? — раздался злой голос хозяина дома.
— Да твой сыночек Петр! — пронзительно заверещала Шиншина.
Закревский помотал головой, словно отгоняя страшное видение, и вдруг заорал, как на плацу:
— Молчать! Не сметь! Моего сына позорить не дам! Да как ты смеешь, ведьма, на наших детей напраслину напускать?! Да я тебя сгною!
— А я добавлю! — закричал подоспевший Перегудов. — Да как у тебя язык поворачивается! То мою дочь обзывать, то на сына его сиятельства наговаривать!
— Ничего я не наговариваю! — попыталась отбиться Шиншина. Голова ее затряслась, шея задвигалась, как в нервном тике. — Художник ее рисовал — рисовал! Значит, она…
— Не смейте! — вдруг закричала Саша. — Не смейте порочить Наденьку! Художник меня рисовал! Разве не видите?
И Саша подскочила к портрету.
Роман поднял взгляд. От всех этих приключений у него кружилась голова — не таким он представлял себе обед генеральский. Но тут случилось невероятное: он увидел, что действительно нарисовал не Надежду. Нет! Такой доброй улыбки у той злыдни никогда не было. И таких небесных глаз, как у ангела, не могло быть тоже. И тем более доброты!..
Вот только что Саша грудью защитила сестрицу, которая и пальцем бы не пошевелила ради нее. А о себе, конечно, и не подумала. Роман-то уже понял, о чем кричала эта ужасная старуха Шиншина. И как он только сам не подумал, рисуя девушку с розами! В высшем свете ведь считается неприличным, если девушка из аристократической семьи позирует неизвестному художнику. Вот если это модный известный живописец — тогда, пожалуйста. А неизвестный мастер — позор! И сейчас Саша взяла на себя этот позор, спасая репутацию сестры.
— Экая мадемуазель! — поцокал языком один из офицеров. — Эдакая красавица… — И он подмигнул товарищу.
— Это воспитанница наша! — прогудела Авдотья Самсоновна. — Я же говорила, что не наша дочь для портрета позировала. Всего-то бедная родственница.
— Вот — сами признаетесь! — победоносно подняла палец Шиншина. — Я же говорю, в семье безнравственность!
И тут Роман вдруг обрел голос.
— Никакой безнравственности! — спокойно и громко проговорил он. — Я действительно написал этот портрет. Но — со своей невесты.
И Роман галантно поцеловал ручку Саше.
Та застыла, как завороженная. Что же это происходит? Зачем Роман при всех целует ей руку? Зачем говорит о невесте? Неужто исполнилась ее мечта, и Роман понял, что не красавица Наденька, а ничем не примечательная Саша любит его по-настоящему?
И вдруг Саша осознала: ничего Роман не понял. И ее не любит. Он просто отводит всякие подозрения от Наденьки, стремится, чтобы никто не узнал и не понял, что не Саша была тут на свидании, а Наденька. Он же любит Наденьку и готов ради нее на все. Даже на то, чтобы жениться на Саше, которая так удачно подвернулась под руку, чтобы отвести подозрения от Нади. Вот потому-то он и говорит совершенно несусветное. Чего не скажешь при таких-то обстоятельствах!..
— Я уже имел честь просить руки Александры Кузьминичны, — прогремел Роман. — Правда, милейшая Авдотья Самсоновна?
— И я дала согласие! — Перегудова вбила руки в бока, подыгрывая Роману.
— Когда это было? — совсем некстати встрял Иван Никанорович.
— Было! — отпихнула муженька Авдотья Самсоновна. — Зачем отказывать приличному человеку? Он, между прочим, племянник известного литератора Вельтмана. — Авдотья Самсоновна повернулась к Шиншиной. — А ты бы, милая, шла отсюдова. За такие наветы тебе пол-Москвы от дома откажет.