Замок четырех ветров - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Вербинина cтр.№ 21

– Ружка, стой, стой! – в отчаянии закричала я и бросилась за ней следом. Сопровождающие, растерявшись, побежали за мной. Пятна света от фонарей мотались по стенам и полу, выхватывая то искаженное страхом лицо, то оборки пеньюара Минны. Мелькнул чей-то портрет, доспехи рыцаря, стоящие в углу, и тут в большой зале я наконец увидела Ружку, которая бегала возле камина, тревожно принюхивалась к нему и время от времени вставала на задние лапы, царапая стенку. Увидев меня, рысь мотнула головой и довольно оскалилась. Внезапно откуда-то сверху донесся такой страшный вой, что все мы похолодели, и я покрепче стиснула в руке талисман Эвелины.

Мой отец, как обычно, оказался рассудительнее всех. Он залез в камин и высоко поднял лампу.

– Это не вой, – сказал он наконец, вернувшись к нам. – Это акустический эффект, понимаете? Из-за грозы в трубу попала какая-то птица. По-моему, у нее сломано крыло. Она бьется там и кричит, и… Фрау Креслер, что с вами?

Минна рухнула в кресло и, закрыв руками лицо, разрыдалась.

– А я думала… – лепетала она. – Мне было так страшно… вы и представить не можете, как страшно!

Отец покосился на меня и еле заметно пожал плечами.

– Днем надо будет вызвать людей, чтобы они достали птицу и заодно прочистили дымоход, – проговорил он. – А сейчас лучше всего успокоиться и идти спать, потому что ночью в трубу никто не полезет.

Мы вернулись в спальни, но я долго не могла уснуть: мне мешала гроза, которая никак не кончалась. В конце концов я встала, перебралась в кабинет и принялась один за другим выдвигать ящики стола. В нижнем ящике отыскалась тонкая тетрадка, которая вполне подходила для моих целей. Подумав, я размашисто написала внутри слово «Дневник», добавила ниже «Замок Четырех ветров» и, прежде чем лечь спать, кратко описала то, что произошло ночью.

Днем на почте появился Юрис, который ездил к дяде в Либаву и задержался там на несколько недель. Фотографу уже рассказали, что наш домик сгорел после того, как в него попала молния, и Юрис искренне жалел, что его тогда не было в Шёнберге и он ничем не мог нам помочь.

– Я бы нашел для вас подходящее жилье, – сказал он.

– Лучше, чем замок Фирвинден? – спросила я с улыбкой.

– Уж, по крайней мере, без привидений.

– Ну, единственное привидение, которое нам попалось, оказалось диким гусем! – засмеялась я.

– Рад это слышать, – отозвался Юрис. – Хотя я по-прежнему считаю, что этот замок неподходящее для вас место. Не зря же владельцы бросили его на произвол судьбы и не показывают туда носа.

– Ну, мы-то люди простые, нас не испугаешь диким гусем! – весело ответила я.

Юрис улыбнулся.

– Вы очаровательны, Анастасия Михайловна, – промолвил он серьезно. – Очень буду рад, если слухи об этом проклятом замке окажутся пустой болтовней. Я ведь вам и половину не рассказал того, что о нем говорят.

– Знаю, – важно сказала я, чтобы скрыть смущение. – Вы умолчали о призраке убитой графини и ее черном псе, вой которого возвещает всякие ужасы.

Фотограф фыркнул, и Крумин неодобрительно покосился на нас со своего места.

– Собственно говоря, я ведь неспроста завел речь о замке, – продолжал Юрис. – Мой дядя торгует всякими фотографическими принадлежностями, и недавно он получил из-за границы нечто любопытное. Не знаю, известно ли вам, Анастасия Михайловна, но сейчас уже возможно делать цветные фотографии.

– О! – только и могла произнести я.

– Ну так вот-с, – продолжал Юрис, вертя перо в чернильнице, стоящей на стойке для посетителей почты, – запечатлеть, так сказать, жизнь в цвете. Беда в том, что все пока очень сложно, причем сложности возникают на каждом шагу. И съемка, и обработка, и получение снимка… одним словом, едва начинает казаться, что решили одну проблему, как возникает десяток других. В общем, дядя хотел сделать несколько фотографий, чтобы заинтересовать богатых клиентов, но в результате только испортил пластинки. А каждая пластинка, между прочим, стоит в пересчете на наши деньги около 10 рублей. Правда, дяде они достались бесплатно, в качестве любезности от фирмы, но не суть. Тогда он вызвал меня, чтобы во всем хорошенько разобраться, потому что при правильной постановке дела оно сулит хорошую прибыль. Так что я собираюсь поснимать в окрестностях Шёнберга, а раз уж вы уверяете, что замок чудо как хорош, я, наверное, его и сниму.

– А почему вы не снимали в Либаве? – спросила я.

– Вы-держ-ка, – отчеканил Юрис. – Я же сказал, что все пока очень непросто. Нужно, чтобы снимаемый объект был неподвижен как минимум несколько секунд. Пейзаж при хорошем свете можно снять, или даже портрет… А Либава – город бойкий, только появишься на улице с фотоаппаратом, сразу же вокруг начнут сновать любопытные и мешать. Кстати, я, несмотря на все трудности, все же сумел сделать в городе вполне пристойную фотографию в цвете. – Он покосился на Ружку, которая лежала у моих ног и дремала. – Вот бы снять вас вместе – какой был бы кадр! Думаю, его бы даже в журнале не отказались напечатать.

– Нет, Ружка не сможет долго сидеть на одном месте, – сказала я. – А что касается замка, вам лучше приехать самому и посмотреть на него. Может быть, он вам не понравится, потому что он… – я замялась, – словом, в нем нет ничего сказочного, если вы понимаете, о чем я.

Когда вечером я рассказала управляющему о том, что местный фотограф собирается запечатлеть замок на цветном снимке, Креслер, по-моему, не знал, как на это отреагировать; но все решила восторженная реакция Минны. Через несколько дней Юрис наведался в Фирвинден и был принят очень радушно. Он казался таким увлеченным своим делом, что расположил к себе всех жителей замка. Из Либавы, кроме странного аппарата, пластин и химикалий, он привез множество фотографических журналов – отечественных, французских и немецких, и теперь носился с идеей улучшить пластины, чтобы облегчить работу с ними. Вскоре цветная фотография заинтересовала других наших знакомых, среди которых были телеграфист Гофман и ксендз Бернацкий, и они вместе с Юрисом зачастили в замок. Они обсуждали фотохром, приемы светописи, ракурсы, композицию и прочие тонкости, причем нередко задерживались до самого ужина. Выяснилось, что Августин Каэтанович обожает музыку, и инструменты, находящиеся в замке, произвели на него большое впечатление.

– Вообще я больше всего люблю орган, – признался он, блестя глазами, – органная музыка – это нечто небесное… словами ее не описать. Но у вас в замке… прекрасные вещи, просто прекрасные! И сразу же видно, что все содержалось в образцовом порядке… никаких расстроенных роялей, лопнувших струн…

Музыка придала нашим встречам особую прелесть, потому что, согласитесь, трудно целый вечер обсуждать только фотографию и ее будущее. Августин Каэтанович прекрасно играл на любых инструментах, у Гофмана обнаружился приятный тенор, а Минна с удовольствием играла роль хозяйки и выслушивала комплименты. На ее бледных щеках появился румянец, и я не раз ловила себя на мысли, что она выдумала себе компанию несуществующих призраков только потому, что ей, в сущности, было скучно находиться с любящим, но ограниченным мужем и слугами в курляндской глуши. Она баловала Ружку, закармливая ее отборным мясом, и подарила мне набор гребней, а также восхитительные туфельки – как уверяла Минна, выписанные из Гамбурга, но для нее великоватые. При этом я заметила, что восторженность вовсе не мешала Минне проявлять редкостную практичность, и особенно это было заметно в ведении хозяйства. Она не то чтобы держала слуг в ежовых рукавицах, но поставила себя так, что ни у кого не возникало и мысли исполнять свои обязанности спустя рукава. Горничная Лиза надраивала серебро так, что в него можно было смотреться, как в зеркало, повар Фердинанд готовил лучше всех в округе, да и остальные слуги от них не отставали.