Впрочем, японца такой демарш робота не смутил и он все-таки добрался до панели. Отключив питание центрального процессора, Харакири безжалостно вырвал из пазов материнскую плату. Несколько секунд японец грустно смотрел на взбесившееся творение собственных рук, а затем вытащил процессор и собрался бросить его на пол, но вдруг в его кармане запищал Тубик — любимый томагочи компьютерного гения. Японец улыбнулся.
— Господин Харакири, вас майор по рации вызывает, — заглянув в грузовой отсек, проговорил пилот, дыхнув на компьютерщика перегаром. — Будете говорить, или сказать, что вы полчаса назад с парашютом из самолета выбросились?
— Конечно, поговорю, пилот-сан, — вежливо ответил японец и взял из рук летчика наушники с микрофоном. — Слушаю вас, Раимов-сан.
— Что вы там возитесь, господин Харакири? — недовольным голосом поинтересовался майор. — Какие-нибудь проблемы? Бойцов на помощь послать?
— Спасибо, не надо, — отказался японец. — Танк уже отключен. Я забрал материнскую плату и снова настрою ее так, как она была первоначально задумана.
— Хорошо. Микропроцессор принесите мне, — приказал Раимов.
— А я его уже каблуком раздавил, — растерянно ответил Хиро, покосившись на пилота. Тот пожал плечами. Дескать, а я тут при чем? Я ничего не видел.
— Так принесите мне сюда обломки! — рявкнул майор. — И побыстрее, пожалуйста.
— Через минуту буду, — ответил Харакири и, отдав наушники летчику, помчался обратно в бункер.
Однако, увидев, что пилот скрылся в своей кабине, остановился и достал тамагочи из кармана. Трижды поцеловав электронную зверушку, японец вскрыл корпус, достал изнутри плату и, выдрав микросхему, безжалостно раздавил ее каблуком лакированного ботинка. Довольно улыбнувшись, японец спрятал в карман растерзанного Тубика и процессор от материнской платы отключенного танка. Лишь затем, подобрав с трапа самолета раздавленную микросхему и сжав ее в кулаке, Харакири помчался в штаб.
Раимов, довольно осмотрев бренные останки главной микросхемы Тубика, поблагодарил японца и разрешил ему уйти. Бойцов майор так же отправил отдыхать, заставив, предварительно, выгрузить из самолета арестованных пришельцев, а сам сел за стол писать в Центр рапорт о последних событиях на базе. Однако, как Раимов ни старался, в отчете командованию выходило, что есть среди «икс-ассенизаторов» один круглый идиот, подлежащий списанию. И этот пресловутый идиот — он сам!
В пятый или шестой раз переписывая рапорт, Раимов просто взвыл. Да и как тут не взвыть, когда приходится писать: «Я себе ответил… то есть, не себе, а танку, который говорил, как я… то есть, не как я, а как майор Раимов, который и есть я, но говорил я не с собой. Потому что я был не я, а запрограммированный Хиро Харакири танк. Но так как я не знал, что я это не я, я думал, что это диверсия. То есть, не я — диверсия, а диверсия в отношении меня, который говорил сам с собой…» Ну и так далее. Остальную часть доклада можно не цитировать.
В общем, дела с написанием рапорта начальству у майора не ладились, и он потихоньку начал приходить в ярость. Раимову жутко хотелось кого-нибудь убить. А поскольку подходящую жертву майор придумать никак не мог, то его мысли потихоньку стали сдвигаться в направлении суицида. И ни один психиатр не решился бы предположить, чем все это закончилось, если бы в критический момент на столе Раимова не зазвонил красный телефон. Тот самый, который обеспечивал связь с Центром. Решив, что сейчас самый подходящий момент для прошения об отставке, майор молниеносно, пока еще не передумал, схватил трубку и бодро отрапортовал:
— Майор Раимов на проводе, товарищ генерал. Причем, если вы меня немедленно куда-нибудь не переведете, то майор Раимов будет на проводе в буквальном смысле этого выражения. Где-нибудь в метре от пола…
То, что услышал Раимов после этого заявления, тоже осталось неизвестным. Однако, постояв минут пять по стойке «смирно» с телефоном у левого уха и правой рукой у козырька, майор потихоньку успокоился. А когда его собеседник вволю наговорился по поводу проводов в целом, и Раимова в частности и все-таки объяснил, зачем он на базу позвонил, майор уже выглядел, как вполне приличный офицер. Даже звездочки на погонах трястись перестали.
— Есть, товарищ генерал. Задача ясна! Немедленно приступаю к выполнению, — и, повесив трубку, Раимов бодренько завопил в микрофон, оглушая децибелами всю базу: — «Икс-ассенизаторы», боевая тревога! Готовность номер один. Всем бойцам через тридцать секунд быть в оружейной комнате!
— Так мы ж оттуда и не выходили еще! Только что с разгрузки пришли, — раздался в динамиках возмущенный голос Пацука. — Товарищ майор, скажите, что вы пошутили. Иначе я вместе с вами с ума сойду. Как вы думаете, вам со мной в одной палате понравится?
— Р-р-разговорчики! — рявкнул Раимов и посмотрел на мониторы. Бойцы, действительно, были в оружейной комнате. Причем, никто, кроме Пацука, даже бронежилеты снять не успел.
— Что-то вы долго до кубрика добираетесь, — недовольно проворчал майор. — Но раз уж вы все еще в оружейной, то жду вас в штабе через тридцать секунд. С полным комплектом боеприпасов. Бегом, марш! — и, отключив связь, принялся готовить карты. Географические, естественно. Прочие в российских войсках были под запретом.
Как Микола ни старался себя сдерживать, сколько ни пытался быть примерным солдатом, но такой подлости от командира он стерпеть уже просто не мог. Он стал вторым человеком на базе, которому в этот день кого-нибудь убить захотелось. Правда, вопрос о том, кто будет мишенью, у есаула, в отличие от его начальника, абсолютно не возникал. Ну а поскольку в армии лицензий на отстрел офицеров почему-то не выдавали, пришлось Миколе свою мечту похоронить. Хотя закапывать глубоко ее Пацук не стал, надеясь, что придет когда-нибудь и его день. Отметив память мечты десятью секундами молчания, есаул принялся натягивать бронежилет.
— Блин, по-моему, надо было Харакири попросить, чтобы он и у товарища майора пару микросхем из головы вынул, еври бади! — буркнул себе под нос старшина.
— Дурак ты, Репа, — хмыкнул в ответ Пацук. — У него и так там запчастей не хватает, а ты остатки вытащить хочешь. Наоборот, процессор от танка не давить каблуком нужно было, а Раимову вмонтировать…
— Микола! — предостерег есаула Зибцих и показал глазами на видеокамеру. Пацук в ответ лишь махнул рукой. Дескать, плевать! Все равно хуже уже не будет.
— Да перестаньте вы морщить свои белые задницы! — проверяя, как застегнуты карманы и пряча под китель свисток, проговорил Кедман. — Это же классно, когда вернувшись с одного задания, сразу отправляешься на другое. Даже соскучиться не успеваешь! Это как в баскетболе. Только завершил атаку, перехватываешь передачу противника и в отрыв. А потом сверху в кольцо мяч вколачиваешь и снова готовишься атаковать…
— Серый, напомни мне, пожалуйста, что при первой возможности нужно одного афро-еврея пристрелить, — попросил у старшины Пацук и, не дожидаясь ответа, вышел из оружейной.
Капрал вопросительно посмотрел на Шныгина, не понимая, чем так обидел Пацука. А Сергей в ответ лишь развел плечами — дескать, о вкусах не спорят — и поспешил следом за Миколой в штаб. Раимов встретил бойцов в радостном возбуждении и даже не стал отчитывать американца, явившегося на сбор последним. Пацука это, естественно, не обрадовало, и есаул не преминул заметить, что будь он сам на месте Кедмана, то парочку нарядов точно бы схлопотал. Однако, к удивлению Пацука, майор и на это заявление никак не отреагировал. Вместо того, чтобы заставить солдат соблюдать субординацию, Раимов радостно провозгласил: