О да, когда-то он пил. Но не курил. А все из-за мамы. Она так зависела от никотина, что не смогла отказаться от сигарет, когда это требовалось. При ее болезни легких курение было противопоказано, но матушка чадила. Не просто баловала себя сигареткой в день, искуривала пачку, а если нервничала, полторы. Но «легких». Как будто это могло ее уберечь. Леша помнил мать покашливающей, бледной. У нее были пожелтевшие от никотина пальцы и виноватое лицо. Она понимала, что загоняет себя в могилу, и ей было стыдно перед мужем и сыном. Умерла матушка, когда Леша поступил в институт. И он не плакал на ее похоронах. Не то чтобы Леше не было жаль родительницу, просто он считал, что она сама виновата. Брось она курить, могла бы еще жить и жить…
Отец Алексея после смерти жены стал выпивать. Супруга скончалась, сын уехал в большой город на учебу, и главе семейства Земских стало одиноко. Сначала он прикладывался к бутылочке после работы, потом начал и на работу приходить под хмельком. А чтобы не пахло, делал себе алкогольные клизмы. И все бы ничего, но он был хирургом. Причем лучшим в городе. Поэтому именно ему доверили делать сложную операцию на позвоночнике дочери мэра. Старший Земских операцию провалил. Допустил грубейшую ошибку и оставил девушку инвалидом. Естественно, началось расследование. За преступную халатность отец Леши был не только изгнан из клиники и лишен прав на проведение любых операций, но еще и срок получил, пусть и условный. После суда он ушел в запой, из которого, скорее всего, так и не вышел. Алексей не видел отца много лет, но знал, что тот жив. Если б умер, ему бы сообщили.
Земских встряхнулся. Хватит дум! Нужно найти место для машины, а то придется ехать до платной стоянки два километра. К счастью, Леше удалось пристроить свою «Тойоту» довольно быстро, поэтому, когда он подошел к подъезду, Валеры еще не было. Земских опустился на лавочку и прислушался к ощущениям. На желудке тяжесть, как будто переел, хотя он сегодня только чай пил. Зато ничего не болело.
— Эй, Леха, помогай! — услышал он голос Фомина.
Обернувшись, он увидел друга, который, обливаясь потом, пер четыре огромных пакета. Земских поднялся с лавки и взял у него два. Пакеты оказались тяжеленными.
— Ты в строительный еще забежал? — пробормотал Леша.
— Зачем? — рассеянно переспросил Валера, вытирая пот со лба согнутой в локте рукой.
— За кирпичами.
— В вашем магазине акция, три бутылки пива по цене двух. Я в ней поучаствовал.
— Только в этом пакете пять бутылок, — отметил Леша, заглянув в один из своих.
— Так я взял девять. А на сэкономленные деньги тебе «Боржоми» купил. Я молодец.
— Ты чревоугодник.
— Я эпикуреец. Или, если хочешь, бонвиван. Чревоугодник — это примитивно.
— Чем ты забил еще два пакета, эпикуреец?
— Еды прихватил. Не могу же я питаться твоей овсянкой.
Они поднялись на лифте на нужный этаж, и Леша отпер дверь в свою квартиру.
Жилье это он приобрел шесть месяцев назад. Вернее, выплатил за него ипотеку. А вообще в квартире он жил уже шесть лет, но не считал своей до тех пор, пока не был погашен кредит.
Земских пригласил гостя войти. Фомин, переступив порог и скинув мокасины, тут же проследовал в кухню. Вскоре оттуда послышались громыхание посуды и женский голос, это Валерка взялся за приготовление пира, предварительно включив телевизор. Поскольку в помощи хозяина дома он не нуждался, Алексей отправился в ванную.
Он долго стоял под душем… Просто стоял. Голова опущена, глаза закрыты. Никаких мыслей.
— Ихтиандр, ты скоро вынырнешь? — раздалось из-за двери.
— Скоро, — ответил Леша. Он не порадовался тому, что Валера нарушил его безмятежность, но не стал просить оставить его в покое. С Фоминым он бывал резким, пусть и не часто.
— Тебе рыбу с рисом греть?
— Я не голоден. Выпью йогурта.
— Так дело не пойдет. Я не люблю один есть, ты это знаешь, так что будь добр, поклюй хотя бы риса.
— Фомин, отвали уже от меня, — не выдержал-таки Леша и закрутил кран. — Выйду из ванной, сам решу, что есть.
— Нет, сегодня ты совершенно определенно не в себе.
Алексей выбрался из ванны, вытерся, накинул халат. Рядом с его длинным синим висел короткий голубой. Оксанин. А на полочке стояли ее косметические и гигиенические средства. В прихожей — тапки, тоже маленькие, бежевые. В шкафу висели кое-какие вещи Оксаны. На прикроватной тумбочке лежала ее книга. Все это нужно будет собрать, чтобы вернуть хозяйке. Он расстанется с Оксаной сразу, как она вернется из командировки…
Вот только что именно сказать ей, перед тем как разорвать отношения?
Уж точно не правду.
Когда Леша зашел в кухню, то глазам своим не поверил. Не самый маленький стол был весь заставлен едой: тут и курица гриль, и суши, и салаты в пластиковых контейнерах, и овощи, и два вида хлеба.
— Знаю, переборщил, — вздохнул Валера, поймав его ошалелый взгляд. — Но когда я голодный по магазинам хожу, все хочу…
— Но не съешь же все?
— Нет, конечно. Попробую — да. А остатки придется выкинуть, потому что готовая еда тухнет мгновенно.
— Зато ты сэкономил на пиве, — усмехнулся Леша.
— Кстати, о пиве. Что-то я не хочу его сейчас. Под такую закусь чего-нибудь крепкого бы. У тебя нет коньяка или водочки?
— Есть.
— Серьезно?
— Мне, как и всем докторам, дарят алкоголь.
— Я думал, ты отказываешься от таких презентов.
— Не хочу обижать людей — беру. Так что у меня, Валера, шикарный бар.
— И почему я впервые об этом слышу?
— Вот поэтому! — И ткнул в Фомина пальцем.
— Не понял?
— Да ты посмотри на себя в зеркало. У тебя глаза сейчас как у белки из «Ледникового периода» в момент, когда она видит вожделенный желудь. А она меж тем одержимая…
— Покажи мне свой бар.
— Хорошо, пошли. — Леша повел друга в гостиную. Дойдя до книжного шкафа, открыл нижние антресоли и продемонстрировал Валере их содержимое. — Ну что?
— Чувствую себя одержимой белкой, попавшей на остров, заваленный желудями.
— Что пить будешь, спрашиваю?
Фомин плюхнулся на свой необъятный зад, подпер подбородки кулаками и стал рассматривать бутылки, которых было не меньше пятидесяти.
— А можно текилу и водку? — выдал наконец Валера.
— Тебе завтра разве не на работу?
— К обеду. И я только продегустирую. Просто у тебя в баре стоит настоящая мексиканская текила. Не экспортная. Ее только там продают.
— Тогда зачем тебе обычная русская водка?
— Не обычная, а самая дорогая. Вот мне и интересно, что же в ней такого особенного.