Утопи свои обиды - читать онлайн книгу. Автор: Лев Альтмарк cтр.№ 28

В фильмах я не раз видел, как безотказно действуют подобные штучки, но даже представить не мог, насколько это больно. Так больно, что я тотчас вырубился. Со стороны я себя, конечно, не видел, но мне очень не хотелось, чтобы это выглядело так, как показывают по проклятому телевизору…

Греция Июль 2011

За десять лет, которые прошли после приезда сюда, Никос Ставрос превратился из полунищего репатрианта, быстро растратившего деньги, собранные ему на дорогу многочисленной роднёй, в довольно обеспеченного человека, имеющего неплохую по нынешним временам работу и живущего в небольшом, но красивом особнячке на краю Пирея почти у самого моря. Ничего, что особняк пока съёмный, придёт время, когда Никос подкопит денег, купит что-нибудь подобное и тогда уже вызовет родственников, до сих пор живущих в России, в Краснодарском крае.

Перед репатриацией на историческую родину, Никос получил довольно неплохое образование — окончил институт иностранных языков. Впрочем, к изучению языков он всегда относился трепетно, и они давались ему легко. Русский язык был языком общения на улице и в школе, греческий — родители никогда не забывали его и разговаривали на нём дома. Среди соседей было полно украинцев, армян и даже немцев, и Никос всегда с интересом вслушивался в их речь, быстро запоминал и вскоре уже сам складывал незнакомые слова в предложения. Ни к чему другому, кроме изучения языков, его не тянуло, и после школы он категорически заявил, что поедет в столицу в самый лучший институт, где продолжит изучение языков. Скуповатые родители, конечно, не хотели отпускать юношу в свободное плавание, но после нескольких скандалов смирились с тем, что никуда не деться и проводили сына в дорогу, уже догадываясь, что в следующий раз увидят его нескоро.

В столице Никос — или, как его стали там называть, Ника, — со второго раза всё-таки поступил в институт и принялся изучать английский язык, а в придачу к нему арабский. И не прогадал. Конечно же, учителем в школе становиться он не собирался, хотя впоследствии, помыкавшись в Греции без работы, пытался устроиться в школу, где его как раз подвело не очень хорошее знание родного греческого литературного языка. Ему хотелось стать переводчиком, сопровождать дипломатов, участвовать во всевозможных раутах и презентациях, ездить по заграницам, а главное, стать человеком, которому завидуют.

Ему и в самом деле везло, но львиная доля в этом везении принадлежала всё-таки не случаю, а его трудолюбию и настойчивости. Если бы не одно маленькое «но» — всепоглощающая тяга к женщинам, без которых от не мог обходиться, — он бы, наверное, достиг кое-каких высот и непременно работал бы переводчиком у первых лиц государства. Однако… он был Никосом Ставросом, Никой-бабоукладчиком, как его в шутку называли друзья, и ему это сильно вредило, хотя многие ему, наверное, втайне завидовали.

С развалом страны, когда налаженный быт и налаженные связи стали рушиться даже скорей самой державы, его финансовое положение пошатнулось. Нет, переводческой работы не стало меньше, а наоборот больше, потому что в столицу потянулись бизнесмены и всякий мутный люд из-за границы. Но Ника остро почувствовал, что смотрят на него уже не так уважительно, как прежде, а на его постоянные поиски друзей-арабов — порой богатых шейхов, а порой и маскирующихся под богачей проходимцев, — поглядывают и вовсе с подозрением. Однако Ника чувствовал коньюктуру: арабы охотно платили деньги, но только за реальные вещи. И он был не только переводчиком, но и помощником в коммерческих делах, а кроме того, знал, где найти покладистую девочку для утех, притом не какую-нибудь уличную шлюху, каковых полно повсюду, а именно человека, за приятное общение с которым ему перепадут кое-какие чаевые.

Нестабильность Ника не любил, хотя и был в душе авантюристом — мечтал о том, что когда-нибудь ему обязательно подфартит по-настоящему, и он тогда чёрту запродаст душу, но сорвёт крупный куш, а там хоть трава не расти. Но случай этот должен быть верным и, по возможности, не криминальным. В белом фраке, с дорогой сигарой в зубах и стаканом хорошего коньяка в руке, он отбудет на родину предков, чтобы жить на берегу тёплого Эгейского моря, вволю жрать маслины и экзотические фрукты, слушать медовые звуки бузуки и спать с темпераментными красотками-гречанками… Хотя последнее и не так актуально — ему нравятся любые девушки, лишь бы были приятными на лицо, добрыми и без предрассудков.

Родина предков — это, конечно, идея интересная. А что тут такого? Вон, все бегут из России — евреи в Израиль, немцы в Германию, да и греки не отстают. Быть патриотом — ныне занятие малопочтенное, и в цене лишь то, что приносит доход. Есть, конечно, люди, которые умудряются продавать свой патриотизм, но для этого нужен совсем иной склад характера, не такой, как у Ники. Он бы давно уже отбыл в Грецию, да и родители не возражали, но был прагматиком и понимал, что ехать без гроша в кармане глупо. Израиль, Америка, Германия — там хотя бы можно пошустрить и что-то придумать, а вот Греция с её вялой экономикой и безработицей… Нужно сделать задел ещё до отъезда. Но как, он не мог сообразить.

Да и посоветоваться не с кем. Разве что с Хамидом, богатым иорданцем, частенько наведывающимся в Москву по коммерческим делам и каждый раз приглашающим Нику для переводов днём и увеселительных мероприятий вечером. Нике нравился этот почти европейского вида человек, не чурающийся выпить в тёплой компании, а что касается девочек, то он вполне мог дать фору неутомимому греку. В отличие от остальных арабов, скуповатых и придирчивых, он был хлебосолен и щедр, и Нике очень нравилось, когда за помощь в успешных деловых переговорах сверх обещанной суммы он выдавал приличные бонусы. Занимался Хамид экспортом автомобилей, а в России закупал дешёвые запчасти к ним. Бывал он в Москве часто, и, в конце концов, между ним и Никой установились отношения почти братские: перед выездом он всегда звонил Нике, и тот мчался в аэропорт встречать друга, а те несколько дней, что Хамид проводил в Москве, он почти не отпускал его от себя. Несколько раз Ника в порыве откровенности даже делился своими планами отъезда на историческую родину. Хамид внимательно выслушивал его, кивал головой, непонятно, одобряя или нет, но до поры до времени ничего не говорил. А однажды всё-таки сказал:

— Понимаю, брат, твоё желание жить среди соплеменников — это достойное желание. Глупо изображать из себя страуса и прятать голову в песок, потому что родине, как и женщине, нельзя лгать — она это обязательно поймёт и осудит тебя. Но сам себе ответь на вопрос: где всё-таки твоя родина? Там, где могилы далёких предков, или там, где тебе хорошо сегодня?

Ника сразу обратил внимание, что Хамид проговорил эти слова без своей обычной усмешки, а серьёзно и даже как-то сурово. В тот раз Ника ничего не ответил, потому что и сам не знал, что сказать.

А когда дела пошли совсем плохо, и кроме редких заказов Хамида больше не стало никаких других источников заработка, он твёрдо решил, что уедет, и в самом деле отправился в греческое посольство за визой. Оформление прошло быстро, и только когда в паспорте появился заветный штамп, Ника всерьёз задумался о своей судьбе. Слова Хамида постоянно всплывали в памяти, он прокручивал их в голове, перекатывал во рту, словно камешки, и пытался отыскать спасительную фразу или хотя бы слово, чтобы успокоить себя и утвердиться в правильности выбора. А уверенности как не было раньше, так и не было сейчас.