Кого-то где-то когда-то утро встречало прохладой. Могу вас заверить, что с нами это было каждый день. Особенно в последнее время. Те, кто ночевал на природе, меня поймут. А остальным посоветую просто выключить дома отопление в ночь перед Рождеством. При этом непременно не пить и постараться спокойно спать. Те ощущения, которые вы утром испытаете, и будут в точности соответствовать тем, которые мы получали каждый раз при пробуждении в степях Ближневосточья.
Мне-то что? У меня шерсть все-таки не из «чебурашки» надерганная. Я не мерзну, хотя ощущения не из приятных. Особенно после жаркого дня. А вот Андрюша каждую ночь коченел и исключительно вследствие переохлаждения организма, а не из каких-то там темных побуждений ближе к утру, во сне начинал искать себе мощный источник тепла. Чаще всего они с хладнокровным Горынычем друг друга ночью находили. Правда, бывали и исключения. Вчера, например, нашего криминалиста каким-то образом к Фатиме под бочок занесло. Девица добротой нрава и любовью к ближнему не отличалась, поэтому Попову погреться не привелось. Он лишь схлопотал по морде от танцовщицы и потом еще полчаса объяснял Рабиновичу, что ничего плотоядного в уме не держал.
– Да что ты докопался до меня, Рабинович? – завопил Андрюша, когда Сеня его достал по-настоящему. – Не нужна она мне и вместо пирожных, эта твоя Фатима. Говорю же, что не знаю, как около нее оказался. Спал я. Погреться хотел!
– А дома, когда холодно, ты к маме в постель лезешь? – ехидно поинтересовался Сеня. Он к тому времени уже настолько извелся, что даже меня бы к этой девице приревновал, вздумай я оказывать ей внимание.
– Да, к маме лезу! – заорал в ответ Андрюша. – Еще и к бабушке в постель, и к дедушке в гроб!..
Чтобы удержать их от дальнейшей перепалки и, чего доброго, от попытки прибить друг друга «демократизаторами», пришлось в беседу криминалиста с кинологом вмешаться не только мне, но и Ване Жомову. Пока я орал на обоих по очереди, бравый омоновец стоял стеной, не пуская Рабиновича с Поповым друг к другу. Потом в общую неразбериху добавились еще и вопли Фатимы с Абдуллой, и закончилось это не скоро. Повторения подобной мелодрамы наблюдать я бы не хотел.
Но все это было вчера, а сегодня номер приключился еще хлеще. Вот уж не знаю, что там приснилось ночью Андрюше Попову, но для него утро началось крайне необычно. Напомню, что ночью, едва добравшись до лагеря основных сил крестоносцев, все мои менты, включая Фатиму с сарацином, завалились спать. О хлебе насущном и о костре вечернем никто, естественно, не позаботился. Об установке шатровой палатки тоже. Просто свалились все, где стояли. Лошади в том числе.
Андрюша, как вы знаете, парнокопытных на дух не переносит, поэтому спать лег подальше от лошадей. Однако утром проснулся в обнимку с кобылой. Как он до несчастной клячи добрался, я сказать вам не могу, поскольку в это время сам в первый раз за ночь по-настоящему заснул. А вот сцену братания Попова с лошадьми увидеть довелось.
Я сплю намного чутче всех, поэтому и проснулся от первого же подозрительного шороха, вскинул голову и посмотрел по сторонам, выискивая, что именно меня разбудило. Долго высматривать нарушителя спокойствия не пришлось. Им оказался Андрюша Попов, который во сне нежно обнимал за шею Сенину каурую кобылу.
Кляча, умаявшаяся за ночь, видимо, просто не поняла, кто именно рядом с ней находится и, причмокивая губами, нежно облобызала морду Андрюши. Тот глупо улыбнулся, но сопротивляться не стал, а лишь крепче сжал кобылу за шею. Лошадь такой ласки не поняла и начала задыхаться. Без кислорода жить не может никто, поэтому вполне естественно, что кляча, пытаясь освободиться от новоявленного Палестинского Душителя, вскочила сразу на все четыре ноги.
Вот уж не знаю почему, но Андрюша разжимать объятия не пожелал. Вместо этого он, повиснув на лошадиной шее в полуметре от земли, зачем-то проснулся. А затем и лошадь, и Попов посмотрели друг другу в глаза… Передать тот ужас, что отразился в ясных очах двух смертельных врагов, словами я просто не смогу, но заорали оба так, что у половины лагеря инфаркт миокарда приключился. Потом Андрюша побежал в одну сторону, лошадь – в другую. И если Попова при моем непосредственном участии найти еще удалось, то каурая кляча больше к нам не вернулась. Ее дальнейшая судьба окутана завесой мрака, поэтому рассказать о ней ничего не могу. Зато могу передать то, что Сеня заявил по этому поводу.
– Значит, друг Андрюша, мало тебе моих баб, ты у меня еще и лошадей отбивать начал? – ехидно поинтересовался Сеня, едва мы отыскали Попова, истязавшего куст саксаула в припадке бессильной ярости на всех парнокопытных.
– А кто тебе сказал, что она твоя? – зло ответствовал криминалист. От такого развития диалога Сеня просто оторопел.
– А чья же еще? – удивленно спросил он у друга. – Я же на ней езжу.
– Вот как? – съязвил Попов. – Что-то я не заметил, чтобы наша волоокая танцовщица какому-то еврею под седло давалась!
Это высказывание Сеню полностью доконало. Мой хозяин согнулся пополам и начал тихо сползать в траву. Я, грешным делом, подумал, что у него колики, и бросился искусственное дыхание Рабиновичу делать. А куда деваться? Пока два этих идиота – Жомов с Поповым – перестанут удивленно на моего хозяина пялиться и сообразят, что ему помогать надо, за него уже даже ни один патологоанатом взяться не решится.
Пока я к Сене бежал, слышу, он уже хрюкать начал. Я думал, он языком своим давится или еще чем-нибудь таким же. Например, носом. Поэтому и прыгнул Рабиновичу на спину, чтобы он от удара выплюнул все, чему в горле быть не следует. Я вешу немало, а из-за ускорения удар моего тела о спину хозяина неслабый получился. Вот уж не знаю, устоял бы от него Жомов, но мой Сеня, да еще согнувшийся пополам, мигом носом в сухую траву зарылся. Однако хрюкать не перестал. Я с перепугу уже собрался Рабиновичу трахеотомию клыками делать, чтобы хоть какой-то приток воздуха к легким обеспечить, да хорошо – вовремя остановился! Оказывается, этот гад, мой хозяин то бишь, просто-напросто ржал, как сивый мерин.
– Мурзик, уйди, – задыхаясь от смеха, проговорил Рабинович, отталкивая мою морду, едва не вкусившую хозяйской крови, от своей шеи. – Попов, ну ты дурак! Ты до того туп, что на тебя даже обижаться нельзя. Я ему про кобылу, а он мне о танцовщице. Одни бабы на уме, блудник ты толстомясый!
– А какая между ними и лошадьми разница? – буркнул в ответ Андрюша, усиленно стараясь не засмеяться. – И те и другие ржут, жрут и кусаются.
Дальнейшие крайне остроумные изречения всей троицы я опущу. Отчасти потому, что большинство из них просто печатать никто не станет, а еще оттого, что и сам между человеческими самками и лошадьми никакой разницы не вижу. Все равно и первые, и вторые, даже вместе взятые, куда хуже собак!..
На наше счастье, Фатима, будь она трижды котом в нос поцарапана, при этом разговоре не присутствовала, беспечно готовя завтрак у костра. В противном случае, даже несмотря на ее восточное воспитание, а может, именно благодаря ему, ели бы мы утром чужие завтраки. Глазами. Мои менты возможность такого развития событий тоже предвидели, поэтому, подходя к нашей телеге, притихли и, вместо того чтобы зубоскалить, просто глупо ухмылялись. А Попов еще и облизывался непрестанно, не забывая втягивать носом вкусный запах, распространявшийся от котла. Однако поесть и в этот раз спокойно не удалось – к нам на огонек перлась вся Боэмундова персональная рать в составе десяти человек.