Я подумала, что мой муж – хороший актер. И честно сказала адвокату, что, покопавшись в компе мужа, а потом еще и узнав от водителя о непонятном интересе к творчеству Достоевского, тупо ходила по ярмаркам, книжным магазинам и музеям, пытаясь выяснить, что именно его интересует. Потому что думала, что он мог убить Крылова. И ведь поведение Вити так сильно изменилось… А в парк Леша предложил пойти, когда понял, что у всех соседей-продавцов ушки на макушке. Ну и телефон хотел у меня взять. Может, боялся, что я откажу, а соседи потом ерничать будут. Я и отказала, кстати…
– Да, Элен, поговорила бы ты с Виктором Васильевичем напрямую – как бы все упростилось, – вздохнул адвокат и, подхватив пакеты, пообещал: – Все уладится, не волнуйся. Буду держать тебя в курсе происходящего. И ты мне звони, как на допрос вызовут – сразу же поставь меня в известность.
Когда за ним закрылась дверь, меня начало трясти.
Виктор, это точно Виктор, очень на него похоже. Не знаю, из-за ревности или из-за рукописи. Не суть важно: когда он не может получить то, что хочет, то превращается в животное, совершенно ничего не соображает.
А потом я расхохоталась. Я просто умирала со смеху, вспоминая, как вчера он дрожащими руками стирал свою рубашку, а сегодня я передала ему тепленькие кальсоны, как деду!
И это все он, мой муж, жалкий и перепуганный! А я-то, дура, думала, что он просто дьявол во плоти, что он имеет надо мной неограниченную власть, что он навсегда испоганил мои нервы, психику, восприятие жизни! Да все не так, все совершенно не так!
Больше уже не страшно, не противно. Я чувствую только дикое недоумение. Неужели все это было: плетки, групповой секс, мое навязчивое желание убить мужа?! Какой идиотизм! Какой же все это бред… Я освободилась, я свободна, у меня впереди целая жизнь, много-много чистых листов, и только от меня зависит, что на них будет написано. А муж… он сядет или выйдет на свободу, но все это не имеет ко мне уже никакого отношения.
Он должен меня отпустить.
Я больше не позволю ему ломать мою жизнь ни своими проблемами, ни извращениями…
Желание перемен и жажда деятельности были такими острыми, что я решила уйти от Вити прямо сейчас, в эту же минуту.
And I want nothing from him, no jewels, no togs, nothing!
[59]
Возьму только косметику, декоративку и кремы, и ноутбук. И даже компьютер потом верну, у родителей компа нет, а мне надо готовиться к занятиям. Денег заработаю, куплю себе ноут, а этот верну. Пусть подарит очередной наивной дурочке, которая польстится на его смазливую физиономию, свободный секс или бабки!
По понятным причинам, нарисовавшись в квартире предков, я не смогла сказать всей правды. Просто констатировала: Виктора задержали, обвиняют в убийствах. А я с ним жить больше не хочу и не буду. Мне все равно, убивал он или нет. Я больше его не люблю. Мне нравится другой человек, и это серьезно.
Маман громко охнула и как подкошенная рухнула на стул.
– Валокордин там. – Она махнула рукой на холодильник.
Выпив капли, маман резво побежала в спальню, разбудила уже приснувшего папана. И на пару они мне устроили обструкцию.
– Я тебе говорила, что не надо так рано выходить замуж! – кричала маман.
Папан, еще толком не проснувшись, бубнил:
– Да-да.
– Я тебе говорила, что Виктор намного старше, и вы очень разные, и что твоя влюбленность пройдет намного быстрее, чем ты думаешь.
– Да-да, – подтвердил папан.
– Но сейчас… – маман решительно двинула кулаком по столу. Папан очень вовремя успел поймать падающую сахарницу, – сейчас ты не можешь его бросить! Это подло, это низко, это предательство! И я уверена, что это какое-то недоразумение. Ты знаешь мое мнение о Вите, мне твой муж не нравится. Но он не может быть убийцей, это очевидно. И потом, вот ты говоришь, что любишь другого. Ты опять не права! Ты не можешь никого любить, ты просто не знаешь, что это такое. Любовь – это прежде всего ответственность. А судя по тому, как ты ведешь себя со своим мужем, ответственности в тебе нет!
– Да-да. – Папан наморщил лоб, сделал глубокий вдох.
И тут его как понесло…
– Элеонора, мама права. Ты потребитель. Наше общество, к сожалению, сегодня ставит во главу угла удовлетворение только материальных запросов. И иногда сторонники такой теории (весьма ошибочной, на мой взгляд) говорят, что потребительство – это позитивная тенденция, потому что потребитель думает о потреблении и вследствие этого не скатится ни к национализму, ни к фашизму, ни к прочим проявлениям экстремизма. Я даже не говорю о том, что потребительство – это бег к нечеткой цели, ведь каждый день появляются все новые модели телефонов, компьютеров, строятся все лучшие дома и так далее. А человек, не достигающий цели, не чувствует комфорта, и это в конечном итоге все равно приведет к негативным для устойчивости государственной системы настроениям. Но речь не об этом. Потребительство нивелирует отношения между людьми. Моральные рамки исчезают…
Папан, увлекаясь, шпарил свою речь все быстрее и быстрее. И я, запутавшись, в конце концов не выдержала:
– Пап, ты это к чему? Я не понимаю тебя! Потребительство, потребительство. Мне бабки Виктора по боку были. Я выходила замуж, потому что любила. А сейчас прошла любовь, завяла морковь. Так бывает!
– Да ты не понимаешь. А я… я не могу тебе доказать, что ты эгоистична и думаешь только о себе. Для тебя Виктор – как старые джинсы. Поносила и выбросила. Как устаревший телефон или вышедший из моды пейджер. Но люди – не вещи. Я точно знаю, что так нельзя. Но как доказать, что нельзя обижать детей, что надо заботиться о родителях? Я точно в этом уверен, но я не могу доказать. И своего нового мужчину ты точно так же бросишь, как бросила Виктора. И это даже не твоя вина! Просто этот культ навязывается всеми средствами массовой информации, и их воздействие оказывается сильнее влияния среды…
Папан еще много чего трындел, но я терпеливо ждала, пока он иссякнет. Лучше не перебивать. Папан – препод, а они такие, начнешь цепляться, как разойдутся, потом ваще фиг успокоишь.
Когда папан наконец устал, маман, еще раз хлебнув валокордина, продолжила эстафету.
А я молча изучала скатерть. Мне так хотелось, чтобы предки меня пожалели. Но они же не знали всего, что происходило в нашей семье. Поэтому и обижаться на них, наверное, не стоило. К тому же они слегка в маразме. Твердят: потребитель, эгоист. Но разве люди не должны стремиться делать свою жизнь лучше? В квартире делают уборку, выбрасывают хлам. Я тоже имею право навести порядок в своей жизни, в конце концов она моя!
Когда мы наконец разбрелись по комнатам, чтобы сделать вид, что спим, я включила компьютер.
И мне стало так горько… Моя вдруг снова распустившаяся любовь к Кириллу от воплей родителей свяла, окончательно и бесповоротно.