– Никогда бы не подумал, что сотрудники правоохранительных органов по ночам работают. Прямо 37-й год какой-то, – недовольно сказал Бубнов и поморщился. Выходить на улицу на ночь глядя совсем не хотелось.
– Наша служба и опасна, и трудна, – хохотнул милиционер. – А если серьезно, то у нас ближе к полуночи – самый аншлаг. Пьяницы буянят, подвыпившие подростки грабят прохожих – а нам со всем этим счастьем разбирайся. Мне все равно еще в отделении до часу ночи сидеть. Но если вам неудобно – давайте встретимся завтра. Пораньше. Когда вы сможете прийти?
Василий Михайлович переносить встречу отказался. Все равно вечер испорчен. Лучше уж сразу покончить с неприятным делом.
А тут еще, как назло, и снег этот мокрый, противный. И ветер пронизывающий…
Он потопал ногами на пороге опорного пункта, стряхивая налипший на ботинки снег, потянул на себя душераздирающе заскрипевшую дверь.
Освещенный тусклой лампочкой коридор пестрел листовками «Их разыскивает милиция». Василий Михайлович нерешительно замер. Бывать в этом здании ему еще не доводилось.
Из кабинета напротив доски с объявлениями показалась лопоухая румяная физиономия юноши.
– Вы Бубнов? Проходите, пожалуйста.
Отчество молоденького милиционера сразу же испарилось из памяти. Никакого доверия к представителю органов правопорядка Василий Михайлович не почувствовал. Мальчишка, ничем не отличается от его студентов.
«Как же его по батюшке? – подумал Бубнов, присаживаясь на узкую неудобную скамейку у двери. – А впрочем, какая разница. Да, не в самых лучших условиях трудится наша милиция».
Стоящая в кабинете мебель поражала своей вызывающей несочетаемостью. Черный стол с кряхтящим от старости компьютером, пара белых стульев, когда-то бывший коричневым растрескавшийся шкаф.
Словно подслушав его мысли, Валькович пояснил:
– Пока приходится довольствоваться тем, что есть. Шкаф кто-то из жильцов отдал. Стулья передали сотрудники офиса по соседству. Они себе новые купили. Но ничего. Есть уже такие отделения – чуть ли не с евроремонтом. И до нас очередь дойдет. Итак, вы сказали, что Карину Макеенко вы знали?
– Друзьями мы не были, – начал рассказ Бубнов.
Дружить с женщиной, всеми фибрами души стремящейся выйти замуж, очень сложно. В некотором роде они коллеги, педагоги. Но все-таки преподавание в школе и в ВУЗе – это две большие разницы. Конечно, Василий Михайлович ни в коей мере не желает обижать школьных учителей. Они делают важное и полезное дело – выращивают юную личность, нежно и трепетно, как прихотливый цветок. Как говорится, каждому свое. Но ему все же интереснее с молодежью. Они мыслят, рассуждают, жадно впитывают новые знания. Потому что постигают азы профессии, которой намерены посвятить свою жизнь. Студенты художественной академии – вообще люди особые, личности творческого склада.
– А вот можно поподробнее про намерения гражданки Макеенко выйти за вас замуж, – нетерпеливо перебил парень. – Как вы об этом узнали?
Бубнов пожал плечами. Что же тут сложного? Все очевидно. Сначала молодая женщина сама знакомится с ним у подъезда. Потом, узнав номер телефона – а он ей его, кстати, не давал – звонит и просит починить якобы текущий кран. В кранах, Василий Михайлович честно признался, он не разбирается совершенно. Тогда Карина заявляет открытым текстом: «Да ладно, кран – это мелочи. Я купила торт вкусный. Приходите чай пить».
– И вы пошли?
– Нет. Видите ли, Карина – это не тот тип женщин, который мне нравится. И я уже так привык жить один, что с трудом представляю рядом даже кого-либо более привлекательного.
– Так значит, в квартире гражданки Макеенко вы никогда не были?
Бубнов покачал головой. Они здоровались, болтали по-соседски. Однако не более того.
Участковый что-то пометил в лежащем перед ним листе бумаги и уточнил:
– Но каких-либо трений у вас с женщиной не было? Она не высказывала обиды в связи с тем, что вы не ответили на оказываемые вам знаки внимания?
– Помилуйте, молодой человек!
Последний вопрос Бубнову совсем не понравился. Его что, подозревают в чем-то, что ли?
Нет, больше ему рассказать решительного нечего. У него нет привычки шпионить. Есть дела и поинтереснее. Так что он понятия не имеет, встречалась ли с кем-то Карина и были ли у нее конфликты со знакомыми или соседями.
Участковый, уловив неприязнь в коротких ответах Бубнова, принялся за объяснения. Никто Василия Михайловича Бубнова ни в чем не подозревает. По большому счету, это формальность. Просто следователь дал участковому поручение – провести беседы с теми из жильцов дома, чьи телефоны значились в записной книжке Карины Макеенко. Это обычная практика. При расследовании убийства создается оперативно-следственная группа. Следователь сам вызывает свидетелей на допросы, «опера» общаются с друзьями, коллегами и родственниками убитых. Но объем работы все равно колоссальный. Подключают участковых, чтобы помогли. Он, Александр Иванович Валькович, лично к Василию Михайловичу никаких претензий не имеет. Жалоб на него со стороны жильцов не поступало, трудных подростков или лиц, пребывающих в местах лишения свободы, в семье Бубнова не имеется. Вот сейчас они подпишут все бумаги и расстанутся, довольные друг другом. Возможно, следователь, получив отчет об их беседе, захочет сам встретиться с Бубновым. Тогда ему пришлют повестку.
– Но, чтобы вам лишний раз не отвлекаться, подробно ответьте на все мои вопросы. Тогда и следователю ничего уточнять не придется, – участковый встал из-за стола, щелкнул кнопкой элетрочайника. – Чаю хотите?
– Да, пожалуйста. У вас не жарко.
– Сам мерзну! А что делать… Мы уже почти закончили. Только вот где-то у меня еще листок был с вопросами… Следователь недавно позвонил. Уже другой, не с нашего округа. Дело об убийстве Карины Макеенко, как я понял, объединили в одно производство с делом об убийстве другой женщины, – Валькович разгребал бумаги на столе и сетовал: – Да уж, писанины в нашем деле – будь здоров. Кто-то чихнет – и надо ответ давать. Верите ли – только что писал по поводу жалобы старушки. Ей кажется, что соседи сверху отравляют воду в ее кране. А попробуй не ответить – начальство голову отвернет и скажет, что так и было. Ага, нашел. Вот. Знали ли вы некую гражданку Инессу Морову?
– Нет. А что, она тоже в нашем доме живет?
– К моей радости, в другом. И не на моем участке. То есть вы эту гражданку не знаете?
– Нет.
Участковый вздохнул. На его почти мальчишеском лице появилось досадливое выражение.
– Тоже убили. Как и Карину. Множественные ножевые ранения. Тоже не замужем, с племянником жила. Трудный подросток, на учете в комиссии по делам несовершеннолетних состоял, – произнес он и уставился в листок. – И последний вопрос: разговаривала ли с вами Карина Макенко о художнике Эдварде Муке?