– А теперь скажи, куда ты ездил в тот день?
– Зачем это тебе?
– Я должна быть уверена…
– … что не я убил Рыбникову? – он усмехнулся. – Но ты сказала, что веришь.
– Верю. Именно поэтому имею право спросить.
– А если я не скажу? – Лев серьезно посмотрел ей в глаза.
Она спокойно ответила:
– Ничего не изменится. Можешь остаться здесь.
– Великодушно. Я бы сказал, всепрощающе.
– А есть за что прощать? – живо поинтересовалась она.
– Не за что. Я к другу ездил в больницу.
– Другого времени не было?
– Жена позвонила.
– Чья жена?
– Друга моего. Он умирал.
– Успел?
Лев покачал головой:
– Нет.
– Ты понимаешь, что это – алиби? – оживилась Надежда.
– Не все так просто, как тебе кажется. Во-первых, мой друг отсидел срок за убийство. Во-вторых, умер от огнестрела.
– Кого он убил? – спросила она.
– Какая разница…
– Разница есть.
– Статья сто четырнадцатая – превышение пределов необходимой обороны. На него напали, он защищался. Две недели назад освободился, и мы собрались, отметили это дело. Жена его счастливая такая была. – Лев опустил голову. – А через несколько дней – подстрелили.
– Те же, что нападали?
– Не знаю. – Он склонился над тарелкой и начал есть.
Поразмыслив, Надежда спросила:
– Ты думаешь, его приплетут к этому делу?
– Нисколько не сомневаюсь. И это только усложнит ситуацию. Чтобы защититься, нужны железобетонные доказательства моей непричастности. Но, кроме меня, их никто не предъявит.
– Чтобы предъявить, их нужно иметь, – уточнила Надежда.
– Вот-вот…
– Я могла бы тебе помочь…
Он поднял голову:
– Чем?
– Ну, например, сходить к Протопопову и взять запись с видеокамеры.
– Да он тебя на раз-два-три просчитает и уже через пять минут будет здесь.
– Мне показалось, что Протопопов неплохо к тебе относится.
– При чем тут отношения? – Не закончив есть, Лев отодвинул тарелку. – К чему все эти расспросы? Да если бы я похитил Рыбникову и этот чертов портфель, я бы никогда не оставил его в машине. Напоминаю: я десять лет проработал следователем. – Он помолчал. – И как бы я пробрался за портфелем в примерочную? В шапке-невидимке? Абсурд.
– В этом деле все – полный бред, – проговорила Надежда. – И когда Самойлов сказал про помаду, я удивилась.
– Почему?
– Сумка Рыбниковой оставалась в гостиной. Никто не носит губную помаду в кармане.
– Полезное наблюдение.
– И, кстати, в ее брюках нет карманов. Знаю, потому что сама рисовала эту модель. Ну и последнее: чтобы говорить по телефону во дворе, не нужно подкрашивать губы, тем более тащить губную помаду с собой. Это я тебе как женщина говорю.
– Мощное обоснование. – Лев усмехнулся. – Чтобы так объяснить, нужно быть женщиной.
– Уверена, что скоро все само собой объяснится.
– Я так не думаю. – Астраханский потер виски, потом, задумавшись, провел пальцем по шраму. – Ума не приложу, как на отвертке оказались мои отпечатки.
– Самое простое объяснение: если ты не прикасался к чужой отвертке, значит, эта отвертка – твоя.
– Так не бывает.
– А чужой портфель в багажнике бывает? Помада под сиденьем… Это – как?
– Подкинули.
– То же самое с отверткой. Что может быть проще.
Лев Астраханский удивленно взглянул на нее:
– Хочешь сказать, что в мою квартиру кто-то залез?
– Залез, побывал, заглянул, чтобы забрать. Трактуй как угодно.
– Но я бы заметил.
– Необязательно. Ты что, каждый день берешь в руки отвертку? – Она махнула рукой. – Вот тебе еще одна вводная информация: в мою квартиру тоже кто-то залез, а через несколько дней залезли в квартиру к моей матери.
– Украли что-нибудь?
– На первый взгляд ничего. Разве сразу поймешь? Могли забрать что-то вроде отвертки.
Астраханский сердито потупился:
– Заговор какой-то сионский!
– Это уж точно. Не знаешь, с какой стороны подступиться. Куда ни пойдешь, везде путь закрыт.
– Спроси у Протопопова, что за отвертка? Ну там какого цвета или размера.
– Хорошо, я позвоню, – пообещала Надежда.
– Послушай… Откуда взялся этот ребенок?
– Сегодня? Родился в нашей примерочной. – Она улыбнулась. – И такой умненький, такой раскрасавец…
– Дети – это хорошо, – убежденно проговорил Астраханский и вдруг прислушался: – Кажется, звонит твой телефон.
– А может быть, твой? – предположила она.
– Свой я забыл у Ларисы, – сказал он и вдруг покраснел.
Надежда вскочила с места и побежала в комнату. Порывшись в сумке, нашла телефон:
– Слушаю!
– Это Мешакина.
– Здравствуйте, Леся! – Надежда полюбопытствовала: – Как Анфиса? Как чувствует себя мальчик? – Она решила, что Мешакина звонит, чтобы поблагодарить ее, а может быть, извиниться за все, что случилось. Однако Надежда ошиблась.
Мешакина спросила:
– Можете к нам приехать?
– К вам – это куда? – поинтересовалась Надежда.
– Мы сейчас за городом, в Ильинке.
Она посмотрела на время:
– Уже поздно.
– Вас отвезут домой.
– Нет, Леся, простите…
– Прошу вас, приезжайте! – Мешакина заплакала в голос.
– Нельзя же так, в самом деле! – возмутилась Надежда.
– Мой муж хочет с вами поговорить.
– Не понимаю, о чем.
– Машина ждет вас внизу!
– Откуда у вас мой адрес?
– Не забывайте, кто мой муж.
– Ну знаете!
– Прошу вас, Надежда! Если вы не приедете, я не переживу сегодняшней ночи.
Помолчав, Надежда согласилась:
– Ну хорошо, я приеду.
– Мы ждем! – Мешакина бросила трубку, как будто опасаясь, что Раух передумает.
Надежда вернулась на кухню:
– Мне нужно уехать.
– Куда?
– Клиентка позвонила, есть разговор.