— У тебя острый язык, — заметил Тургун. — Только Асафу это может прийтись не по вкусу. Насколько известно, непокорным рабыням языки отрезают.
Внутри все похолодело, однако я только хмыкнула:
— И отрубают ноги. Потом руки. Потом голову. В конце концов, мы все умрем. Я поняла.
— Хватит уже, — неожиданно глухо произнес Ши-хан и посмотрел на руины Йинары. — Рядом с проклятыми стенами лучше говорить поменьше. Никто не знает, что там скрывается.
Произнес таким тоном, что стало не по себе. Да и Тургун не возразил ему.
Дальнейший путь шел в молчании. Даже Йомба только хмуро погладывал на мертвый город и качал головой. Тургун больше ко мне не оборачивался и даже не отреагировал, когда среди смоляных башен прозвучал дикий вой и я вцепилась в его руку. Вой был похож одновременно на крик гиены и стон измученного человека. Ветер пошевелил волосы и тонкую ткань платья. Снова стало холодно и захотелось прижаться к широкой мужской спине, но я поборола это желание. Ну нет. Змея так змея.
Из руин снова раздался вой.
День пролетел незаметно. Порой мы перекидывались парой слов, однако ничего значащего не звучало. Тургун, кажется, зарекся обращаться ко мне, Йомбе было не до того, а Ши-хан и вовсе находил общество себя самого самым прекрасным на свете.
Самой неприятной новостью оказалось, что ночевать придется совсем недалеко от Йинары. Я слышала, как возбужденно переговаривались мужчины: Тургун упирался изо всех сил, а Йомба и Ши-хан настаивали на остановке, мотивируя, что бессонная ночь сделает только хуже и нужно передохнуть несколько часов. Тургун бросил неодобрительный взгляд на руины и осыпал спутников какими-то неизвестными мне проклятиями. На меня посмотрел так, словно я была виновата во всех злоключениях. С трудом удержалась, чтобы не показать ему язык. Несмотря на неоднозначное положение, внутри горело предательским огоньком злорадство — этим бугаям тоже может быть страшно.
Спать пришлось укладываться на вырубленной в скале площадке. Развалины Йинары виднелись внизу. Было крайне неуютно, но возражать я не собиралась. Ужин получился весьма скудный — ягоды и орехи. Поев, я завернулась в плащ и устроилась неподалеку от Ши-хана.
Вторую ночь подряд заснула почти сразу, провалившись в безграничную тьму.
Неожиданно откуда-то донеслись звуки — ритмичные удары в барабаны. Дикарские барабаны, большие и круглые, с натянутой выделанной кожей. В них били руками, вызывая древний дух мелодии, что заставляет кружить небесные светила. В такт биению испуганного сердца.
Я не сразу поняла, что лежу на плоском камне. Обнаженные спину и ягодицы неприятно холодило. Распущенные волосы рассыпались, руки были прикованы оковами, как в пещере с чиучалэ.
Дул студеный ночной ветер. Я с ужасом поняла, что из одежды у меня только обруч на лбу и браслеты на запястьях и щиколотках. Попыталась высвободиться, однако цепи только насмешливо звякнули. Повернула голову направо и увидела круглую площадку, окантованную треногами из черного металла, которые венчали глубокие чаши. В чашах плясало красное пламя — злое и дьявольское, отбрасывавшее кривые тени на гладкие камни.
К барабанному ритму добавились удары в бубен и резкие вскрики флейты, на которой мог бы играть сам Пан, козлоногий греческий бог. Во мне смешались страх и неведомая доселе сладость. Хотелось разорвать цепи и выскочить нагой вакханкой на площадку. Закружиться в безумном танце, ощущая, как по телу скользят бесстыдные восхищенные взгляды существ, никогда не бывших людьми.
Но в то же время разум шептал, что надо противостоять наваждению, отгонять соблазн, держаться за логику и разум, не подпуская дьявольское искушение. На задний план отошли страх и непонимание. Вниманием полностью завладело происходящее вокруг.
Я слышала шипение, шорох, шепот, демонический хохот. Все сплелось в невероятную какофонию, пронизанную музыкой барабанов и флейт. Под звон серебряных бубенцов из тьмы заброшенных храмов, из-под осыпавшихся навесов, из теней, отбрасываемых змеевидными колоннами, выползли твари, вызванные на свет заклятием мрака. Они смотрели на меня, черные языки, с которых капал яд, дрожали. В шипении и шепоте слышались жажда и вожделение.
— Наша…
— Она будет наша…
— Сочная плоть и горячая кровь…
— Молодое сильное тело, полное жизни…
— О царица ночи, подари нам ее!
По телу пробежали мурашки. Я сглотнула и прикрыла глаза, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Спокойно, обязательно найдется выход. Это же просто сон. Только сон!
Но где-то в глубине души зрело очень яростное сопротивление: какой, к черту, сон? Все слишком по-настоящему. И ночная прохлада, и шипение тварей, и странные звуки.
Зов шевелящихся за треногами тварей звучал все громче, словно совсем рядом был огромный клубок змей.
— Царица!
— Царица!
— Дочь луны, дитя звездного света, жена и сестра мрака!
— Приди, приди, приди!
Зов — не зов. Молитва и заклинание. Шипение сплелось с барабанной дробью, стучало в висках, словно приговор. Я с трудом вдохнула холодный воздух и замерла, не веря своим глазам.
Лунные лучи сгустились, стали живым перламутром. Замерзли, запульсировали какой-то нереальной жизнью. Сплелись в изящную девичью фигуру. От пят до макушки взметнулось белое пламя, охватило тонкий стан и пышную грудь, свернулось на шее причудливым ожерельем в виде серебряной змеи.
Длинные волосы, словно облако, упали за спину, окутали до стройных бедер сверкающим плащом.
Женщина-сон, женщина-мечта. В ее глазах была космическая пустота, но губы, алые, как плод из запретного сада, улыбались сладко и призывно. Ее тело было создано для страсти и любви. Одетая только в сияние далеких звезд, она коснулась змеи на шее и посмотрела на меня. Я похолодела от ужаса.
Она подняла руку. Ладонь обвили лунные лучи, вспыхнули алмазным блеском. Через миг ее пальцы сжимали длинный кривой кинжал. На кончике острия — сама смерть.
Яркие губы улыбнулись, в глазах отразился свет луны.
— Вам будет жертва, дети мои, — произнесла она мягким напевным голосом.
Она шагнула ко мне. Я дернулась, в панике осознавая, что кривой кинжал уже выбрал цель — мое сердце. Заизвивалась, понимая, что хоть цепи и тонкие, но держат на славу.
На губах лунной девы появилась улыбка. Жестокая, холодная, страшная, с толикой предвкушения. По телу пробежала дрожь, я выдохнула сквозь стиснутые зубы.
«Сон, это только сон», — попыталась мысленно успокоить себя.
Однако холод звездного лезвия уже опалил кожу. Кончик кинжала, едва касаясь, скользнул по ключице, описал причудливую петлю, спустился к груди, задел сосок. Я вздрогнула и широко раскрыла глаза.
Лунная дева удовлетворенно усмехнулась. Склонилась ко мне. Облачные волосы коснулись моего лица, неведомый аромат защекотал ноздри, голова пошла кругом.