Марион. Мне всегда 13 - читать онлайн книгу. Автор: Нора Фрейсс cтр.№ 12

«Ты серьезно или как?»

Про твой первый учебный день можно было бы снять комедию. Ты помнишь? Я была с тобой. В июле 2012-го ты упала с велосипеда и сломала ногу. В сентябре ты еще ходила с гипсом, на костылях. Я не была единственной мамой – в первый учебный день многие родители сопровождают своих детей.

Списки учеников, распределенных по классам, были вывешены во дворе. Я услышала, как ты воскликнула: «О нет! Только не с ними!» Ты ушла в класс для получения расписания и прочих ритуалов первого школьного дня. Через пару часов я тебя забрала. Ты ворчала: «Это не класс, а самый настоящий базар». Можно было бы подумать, что причина такого поведения в эйфории от возвращения в школу, но это не прекратилось. Никто не слушался. Каждый вечер ты рассказывала мне что-нибудь вроде: «Представляешь, такой-то вертелся!» Или: «Такая-то оскорбила учителя!»

Каждый день, вернувшись домой из школы, ты звонила мне, чтобы предупредить, что ты хорошо добралась. И продолжалось: «Сегодня одна девочка громко слушала музыку на уроке… одни ребята вставали прямо во время урока… такой-то бросил дневником в преподавателя, обозвав его идиотом…». Короче, у вас там вечно что-то происходило, не считая непрекращающейся болтовни.

Ты говорила мне: «На самом деле у нас нет нормальных уроков. Двадцать минут учитель старается добиться тишины, затем – немножко урока, а потом, за 15 минут до конца, весь класс уже на ногах, шумит». Я не знаю, было ли так абсолютно на всех уроках, но так было каждый день. Каждый день тебе было о чем мне рассказать. Я заметила, что самый беспредел творился на математике, испанском и иногда на обучении гражданским обязанностям. Я советовала тебе не обращать на все это внимания, но постоянно держаться в стороне от группы – это сложно.

Я доверяла тебе, хоть и немного беспокоилась, ты знаешь. 12 октября в колледже проходило общешкольное собрание. Не было даже речи о том, чтобы его пропустить. На таких собраниях присутствовали все классы, директор, заместитель директора, главные преподаватели. Каждый из руководителей выступал с речью перед родителями. Давались ответы на какие-то общие вопросы. Через час родители следовали за классным руководителем своего ребенка, и дальше собрание проходило уже с конкретными преподавателями.

Когда я приехала, было около 17 часов. Я сразу услышала, как родители, стоящие у столовой, переговариваются между собой: «О, ты видела, что случилось в этом “4 С”?»

Я послала тебе смс: «Я слышала, как одна из мам говорит о “4 С”. Неудивительно». Мадам Люччини, заведующая учебной частью, придерживалась того же мнения. После общего собрания твой классный руководитель – преподаватель физкультуры – обрисовал нам апокалиптическую картину класса. Одним словом, черт знает что. Постоянный гомон. Он сказал, что надеется на хороших учеников, которые могли бы призывать всех к порядку и сплотить группы. Он акцентировал внимание на том факте, что в классе нет какого-то единого духа. Для преподавателей спортивных дисциплин это всегда важно, но в вашем классе совсем не было чувства команды. Такой-то против такого-то, одна группа против другой, хорошие против плохих, добрые против злых… Класс не являлся единым коллективом.

Было 12 октября. Преподаватель математики утверждал, что по итогам 5 учебных недель вы отстаете от школьной программы, потому что никто не работает, на уроках царит болтовня. Собрание длилось 3 часа. Мы уже больше не могли. Одни говорили за другими. Как обычно, больше всех выступали родители ответственных и послушных учеников. Родители наиболее недисциплинированных вели себя незаметно.

После собрания я осталась, чтобы поговорить с классным руководителем. Я помню, как настаивала: «Предупредите меня, если что-нибудь случится». Мы проговорили четверть часа, и я ушла. Дома мы с тобой долго болтали. До этого я послала тебе несколько сообщений о том, что было на собрании.

Я посоветовала тебе прислушаться к рекомендациям классного руководителя: «Послушай, сделай, как он сказал. Оставайся в стороне от всего этого, призывай к порядку!» Очень послушно, в твоей манере, ты сказала: «Хорошо, я сделаю так». Ты поговорила с подругами. Но несколько дней спустя ты вернулась расстроенная: «Мама, меня освистали». Я попыталась поддержать тебя: «Это задача твоего преподавателя – поддерживать порядок в классе».

Когда ты поднялась на первые позиции, другие ученики начали к тебе плохо относиться. Ты отлично говорила на испанском, и преподаватель часто тебя спрашивала. Она снимала на пленку кусочки диалогов, которые вы разыгрывали между собой на уроках, поэтому тебя много показывали на экране. На то были причины – ты получала 20 из 20 в классе с углубленным изучением испанского, я уже говорила об этом. Я никогда этому не удивлялась.

Тебя снимали больше, чем других – вот и повод для упреков и насмешек над тобой. То, что в наших глазах имело значение, в этом классе обесценивалось и переворачивалось с ног на голову. Если ты работал хорошо, тебя называли кретином и идиотом.

По средам я была дома. Второй раз за месяц я видела, как ты возвращаешься из школы в слезах. По вечерам ты тоже иногда бывала слишком раздраженной. Каждый раз, когда ты просила класс вести себя потише, тебя освистывали. Над тобой смеялись. Ты сказала мне, что больше не будешь в этом участвовать.

Я продолжала звонить в колледж с просьбой принять меры. Как обычно, мне говорили, что директора и его заместителя нет на месте, что они перезвонят мне позже, но они ни разу этого не сделали.

Тем не менее однажды мне удалось поговорить напрямую с директором. Он сказал, что мне не стоит беспокоиться, что все утрясется. Я снова просила перевести тебя в другой класс: «Но Марион страдает!» Он возразил, что перевод невозможен. Я умоляла его: «Ну приложите усилия! Она не может работать, она возвращается в слезах, ей плохо!» Но он повторял: «Утрясется!»

Я настаивала: «Если не утрясется, я снова попрошу вас о переводе в другой класс». Он увиливал от ответа: «Да-да, я буду держать вас в курсе дела…».

Поскольку ничего так и не утряслось, я донимала его звонками: «Хуже всего на обучении гражданским обязанностям! На этом уроке царит самый невообразимый бардак! Примите меры! Это немыслимо! Преподавателя ни во что не ставят!» Он подтвердил, что преподаватель слишком молод, чтобы усмирить класс. Я была вне себя: «Тем более! Либо вы наводите порядок, либо переводите Марион в другой класс!» Он не мог сказать, что был не в курсе твоего плохого самочувствия в классе. Заместитель директора, который занимался четвертыми классами, – тоже.

Учеников перемешали. Климат в классе был невыносимым. Из колледжа исключили двоих или троих школьников, но заменили их другими. Опустевшие стулья быстро оказались снова занятыми. Вопрос об исключении третьего ученика обсуждался на педсовете. Он швырнул дневник в преподавателя граждановедения, а затем сбежал из колледжа, перепрыгнув через ограждения. В прошлом году он тоже однажды совершал побег, за компанию с другим учеником. Заместитель по воспитательной работе попросил, чтобы класс не разглашал этот инцидент. Во всяком случае, так ты мне сказала. Ты была шокирована неспособностью этого преподавателя проявить строгость, а также обеспечить безопасность. Ты боялась ходить на уроки и шла туда как на голгофу.