– Лика, ты чего звонила? – поинтересовался Седов. – Хм… Любовный треугольник, говоришь. Да, спасибо, конечно, очень помогла!
* * *
– Облигации планируется выпустить в первом квартале будущего года. Двухлетние с полугодовым купоном плюс годовая оферта. Организатором займа выступает банк «Рассвет», сумма – 600 миллионов рублей. Ликвидность невысокая, но для заемщика это не главный фактор. Если все будет хорошо, следующий шаг – акции…
– Извини, но ты все время что-то бормочешь. Тебе не нравится? Я делаю что-то не так?
Виктор Паничев открыл глаза и застонал. Он сходит с ума, это совершенно определенно! Ладно когда посреди рабочего дня вдруг перед глазами мелькают то цифры процентов за пользование банковским кредитом, то смета расходов на реконструкцию оборудования завода. Снятся переговоры и схемы продвижения новых брендов. Но, блин, находясь здесь, в закрытом элитном клубе, в постели с молоденькой шлюшкой анализировать план выпуска облигаций… Нашел о чем думать, когда ему минет делают!
«Да, когда мы с Андрюхой на пару девок резали, веселее было, – подумал Виктор, любуясь идеальной грудью сидящей у него в ногах девушки. – Ну а сейчас что? Это только кажется, что групповуха – круто. То у меня осечка, то у него, стыдно, неудобно. Виагру же не будешь все время потреблять. Решили по индивидуальному плану, без свидетелей позора. Уж не знаю, как дела у Андрея обстоят. Но у меня уже не автоген, точно. Мало того, что не стоит. Так еще и несу всякую ересь…»
– Может, еще что-нибудь попробуем? – робко предложила девушка, откидывая с лица длинные светлые волосы. – Как ты любишь?
Виктор криво улыбнулся:
– Я люблю по-разному. Но когда на полшестого, вариантов особо нет. Так что давай, девочка, не отвлекайся…
Очень красивая. Других в этом заведении не держат. Интересно, куда они потом исчезают? И ни разу информации об этом клубе не просочилось в прессу. А ведь здесь такие гости, не узнать невозможно. Впрочем, какая разница, откуда появляются шлюхи, куда пропадают. Цена клубной карты равняется бюджету провинциального городка. Так что пусть владельцы заведения отрабатывают полученные деньги.
Девочка красивая.
Очень нежная.
Ее теплые мягкие губы целуют низ живота. Тонкие пальчики скользят вдоль члена. Язычок ласкает головку, приятно… Да, так и надо сжимать член – довольно крепко. Тогда движение губ заводит сильнее.
То есть должно заводить сильнее.
Заводило бы сильнее.
Если бы Андрей не был таким лохом!
Все пацаны полетели в Лондон, на игру «Челси» с «Манчестер Юнайтед». Но мы же выше тусовки, у нас самих скоро будет самая крутая футбольная команда. А эти его фокусы с охраной – перед знакомыми стыдно. Еще журналистку сегодня прислал, биографию писать задумал. Сам задумал – сам бы и рассказывал, какой он хороший. Нет, и компаньона напряг. Чуть выдержал изображать искреннюю любовь и дружбу! А его позиция по франчайзингу?!
– Не продано ни одной франшизы! Уже два года нас атакуют предложениями. Отказываемся – предоставьте четкую схему обеспечения контроля за качеством услуг в кафе-барах, открытых под нашим брендом. Привлечение ресурсов за счет франчайзинга могло бы позволить…
Виктор пришел в себя, почувствовав, что по бокам его звонко шлепнули пятки девочки. Открыл глаза, и…
Малышка хороша с любого ракурса. Крепкая попка, стройные бедра…
– Поцелуешь меня там? Кажется, это единственный способ заставить тебя замолчать, – осторожно заметила девушка.
– Подожди, – Виктор постучал по постели. – Ложись лучше, так удобнее. Какая ты разбалованная девочка… Ладно, пусть будет 69…
Она возбуждалась. Она его хотела. Ей действительно нравилось, и…
Виктор отстранился и замер, предвкушая, как через пару секунд умелые губы шлюшки доведут его до финала.
И в этот волнующий момент на грудь ему что-то упало.
Девчонка вздрогнула, изумленно повернула голову:
– Плеер?!
Он, видимо, проскользнул через декоративную решетку, прикрывающую вентиляционное отверстие. А еще под потолком почему-то явственно слышался шум…
Глава 4
Ники был восхитителен…
Теперь он мой! Цесаревич мой, целиком и полностью. Его губы мои, они ласкали мне грудь, пьяно, ненасытно. Его пальцы, длинные и тонкие, они тоже мои. Мне давно хотелось их целовать. Но я, конечно, этого не делала, даже когда они нежно скользили по моей шее, а потом гладили волосы. Только после того, как Ники уснул, я прижалась к ним губами. И к груди, заросшей темными курчавыми волосиками, и к впалому животику, и к выступающим косточкам по бокам.
Ники был восхитителен! Как много счастья он мне дал. Радость рвется из меня фонтаном его нежного шепота, торопливых ласк, дрожащего от возбуждения божественного, самого лучшего на свете тела. Я разрешу себе эту радость – думать о нем, вспоминать. Любить… Да, любить. Несмотря на всю ту боль, которую Ники причинил мне и еще причинит.
Потом все будет иначе. Я уничтожу эти записи. Конечно же, мне предстоит издать настоящие мемуары, уж теперь-то нет ни малейшего сомнения. Я напишу книгу, напишу о Ники. Но никогда в ней не появится ни слова о той долгой унизительной борьбе, которую я вела за цесаревича.
Итак, эти записи. Два часа счастья и любви. А потом – в огонь. Никто не должен знать, как низко нужно пасть, чтобы вознестись к короткому яркому счастью…
Никогда не забуду тот день, когда я попалась в плен дивных, ласкающе-грустных очей Ники.
23 марта 1890 года.
Выпускной экзамен нашего училища. Волнение неимоверное, в Михайловском театре будет присутствовать Его Императорское Величество. Нас, балерин, слишком много: каждую осень в театральное училище приходит 60—70 девочек. Долгие годы постоянных экзерсисов, кровь на пуантах, отказ от вкусного обеда. И даже стакана воды нельзя позволить перед исполнением на сцене па-де-де. А что потом? В Императорский театр отбирают лучших, примами становятся лучшие из лучших, но даже они могут сезонами не получать ролей. В Александринском танцуют француженки, итальянки, и лишь затем очередь доходит до русских балерин. Или не доходит.
Но я? Как же я? Что ждет меня? Смогу ли я вырваться вперед, оставив позади соперниц и получив то, что всем нам надо больше всего на свете? Сцену! Сцену, позволяющую танцевать, летать… жить…
Природа пожалела для меня красоты. Я понимала это во время каждого занятия, видя отражавшиеся в зеркалах свои короткие полные ноги, широковатые плечи, лишенные изящества руки. Только глаза, большие, темные, с длинными черными ресницами, да волосы, тяжелые и густые, были по-настоящему хороши. Но эти тонкие губы, делающиеся почти незаметными, когда я улыбаюсь. Острый длинноватый нос, вялый подбородок…
У меня нет лица прима-балерины. У меня нет фигуры королевы сцены. Поэтому я могу рассчитывать в лучшем случае на кордебалет. Но что такое кода
[29]
для моей страсти к танцу?! Мелочь, милостыня и жалкая подачка!