— Здесь, спу-пу-пускайся, — ответил второй голос, чуть заикающийся и более юный.
Послышался шум, а затем удивленное мужское восклицание:
— Ни черта себе!
— Никто не зна-знает, — в Ксюхино убежище спустился второй незнакомец. — Случайно года два назад на-на-набрёл. Как думаешь, Вовка, что в них?
— Сейчас узнаем! — оптимистично заявил Вовка. — Тяжеленная какая… Ну-ка, парень, доставай ломики. Ты с той стороны, я с этой…В щель вставляй, видишь, тут паз? Ну, раз-два! Ага, двинулась, двинулась! Ещё давай, вот так, ага… Навались, толкаем…
По ушам Ксюхи словно взрыв ударил: мраморная плита, выбравшись из пазов и подталкиваемая незнакомцами, свалилась на пол, подняв облако пыли. Мужчины дружно чихнули — раз, другой, а потом…
— Что это? — раздался в тишине голос парня, неожиданно переставшего заикаться. — Вовка, он живой?
— Мёртвый… — как-то глухо ответил его спутник.
— А почему… — начал было парнишка, но Вовка не дал ему договорить.
— Потому, — отрезал он, и после паузы добавил: — Эти ящики — саркофаги, вот что это, парень. Слышал я о таком, но самому видеть не доводилось. Вот уж не думал, что посреди города… Знаешь, Ванюха, по-хорошему бы нам вернуть крышку на место надо, но не поднимем.
Он немного помолчал, и повторил:
— Нет, не поднимем. Пошли отсюда, саркофаги трогать нельзя.
— Почему?
— Пошли, говорю! Много будешь знать — помрёшь скоро.
Едва они выбрались наверх, как Ксюха тихонько выскользнула из своего укрытия и подошла к открытому ящику. Мертвецов она не боялась, пепел он и есть пепел. И человеческий ничем не отличается от обычной золы вперемешку с пылью. Но в саркофаге, как назвал его Вовка, находился вовсе не пепел. В потерявшей цвета, полуистлевшей, старинной одежде лежал в нём иссохший человек. На вид он был ужасен: кожа да кости. Казалось, страшный человек этот никакой не мертвец, он просто уснул, но сейчас откроет глаза и посмотрит прямо на Ксюху. Не помня себя от ужаса, девчонка заорала благим матом и…потеряла сознание. А когда очнулась, то увидела, что над ней склонился парень, чуть старше её.
В подземелья Ксюха больше не вернулась. Вовка поселил их с Ваней в настоящей городской квартире у знакомого иззвена. Иззвен был шумным, вспыльчивым и грубым, постояльцев нагружал тяжёлой работой, громко кричал да нередко возвращался домой пьяным. Но они терпели. Они очень быстро подружились: Ксюха и Иван. Он тоже оказался беглецом из воспитательного дома, только успел поскитаться по Загородью, поработать то на одной, то на другой ферме, даже попасть на пару месяцев в банду диких, но так нигде и не прибился. Пока не встретил в одном из посёлков Вовку. Смышлёный парнишка понравился копальщику, и тот нанял его за харчи помощником. А потом, видя, что жизнь скитальца пацана не прельщает — ему бы на одном месте осесть, пообещал отвести в город и пристроить у знакомого. Ну вот…пристроил…
Незаметно пролетел месяц, другой, вернулся в город откуда-то с севера Вовка, разругался с хозяином квартиры вдрызг — не до оскорблений даже, до драки. Оказалось, иззвен пропил за время его отсутствия чуть не половину оставленных на хранение находок. Забрав оставшееся, Вовка кликнул за собой ребятишек и увёл их с собой. Далеко увёл. Так далеко, что даже организуй за ними погоню (хотя, кому оно надо?), их ни за что бы не отыскали. Так Ваня и Ксюха оказались у Пафнутия на ферме.
37
Ерёмин допил последним глотком полуостывший чай, поставил на крохотный столик кружку и оглянулся на девчонку. Та словно почувствовала, распахнула глаза и торопливо заявила:
— Я не сплю!
Попыталась встать, но запуталась в плаще и, чуть не упала на пол. Ерёмин коротко хохотнул, и собрался отпустить добродушную шутку, но тут краем глаза заметил движение на дороге.
— Вставай, Ксюха! — резко приказал он. — Идёт кто-то.
К ферме по невылизанной ещё от тумана дороге, подходили двое путников. Лиц было не разглядеть, но не чечухи, явно. Не та фигура, не те движения. Люди это были, и судя по росту — мужчины.
— Кого это к нам в гости несёт? — прошептал с тревогой Ерёмин.
— Может, из Звенигорода? — Ксюха уже стояла рядом. — Или фермеры? Нет, не фермеры — одёжка не та.
Путники их тоже заметили.
— Эй, смотри, есть кто-то! Есть! — неожиданно заорал один из них и принялся радостно пританцовывать на ходу.
— Кто таков? — грозно выкрикнула Ксюха. — А ну, стой!
— Ксюха, ты что ли?! Это же я, Вовка!
Это действительно был Вовка, а вместе с ним пришёл и Мастер. Лето оба провели вне Москвы, но так совпало, что в город они вернулись в один и тот же день. А на следующее утро был включен на полную мощь купол. Теперь не то, что иззвены, даже те, кому официально необходимо было покинуть город, вынуждены были отложить свои поездки. Самолёты не летали, на выходах из города двенадцатое звено заменили восьмым, а сами посты усилили втрое — всё говорило о том, что за куполом происходит что-то страшное. А тут ещё слухи, которые расползлись среди иззвенов от пришлых из Загородья: говорили о толпах чечухов, бегущих на юг, и о какой-то неведомой, жуткой, опасной силе, что согнала их с привычных мест обитания. Впрочем, для обычных горожан словно ничего и не случилось: самолётами они летали редко, за город не выбирались, с иззвенами дел почти не имели, а в официальных новостях по поводу закрытия купола царила полная тишина.
Едва открылся купол, как Мастер и Вовка, измученные неизвестностью и тревожными слухами, покинули город и поспешили на ферму. Идти пришлось в обход, минуя Овражину, лишних полсотни километров, и за всё это время им не встретилась ни одна живая душа.
Всё это они рассказали фермерам потом, а в первые минуты встречи были только радостные восклицания, смех и объятия. Через четверть часа пришедшие сидели в трапезной, сняв сапоги и устало вытянув ноги, и слушали сбивчивый пересказ событий — рассказывали все разом: Соня, Ваня, Игорь, даже Ксюха, и только Ерёмин больше молчал, смущаясь от того, как расписывали его подвиги друзья. Вскоре в трапезной появился Пафнутий, приветствовал гостей, благословил завтрак и, шепнув несколько слов Джону Матвеевичу, увёл его с собой.
Завтрак получился весёлым, шумным, почти праздничным: как-то само собой забылось, что на ферме полным-полно неотложных дел. Забылось-то забылось, но все же ненадолго. Первой, как ни странно, забеспокоилась не Соня, а Ксюха. Вздохнула громко, неохотно поднялась и пошлёпала к двери.
— Пойду Артюшку покормлю, — заявила она. — Небось ноет уже. Услышал, что чужие пришли — спрятался.
— У вас ещё один фермер? — заинтересовался Вовка.
— Угу, — ухмыльнулась девчонка. — Фермер. Чечух он.
— В плен взяли?
— Это он нас в плен взял, — вставил Маралин. — Носятся тут с ним некоторые, как с писаной торбой. Особенно вот она, — он ткнул пальцем в Ксюху, — и Пафнутий. Думают, из чечушонка человека можно вырастить. А я считаю, напрасная это затея!