– Почему ты выбрал меня? – спросила Алиса нейтральным тоном.
– Потому что я по-настоящему был в тебя влюблен, потому что ты сильный и чистый человек, и я это понял сразу, как только познакомился с тобой, и потому, что ты единственная, кого не интересуют никакие материальные и социальные выгоды, человеческие страстишки и интриги. Потому что ты особенная. И я точно знаю, что если ты решишься помочь нам, то сделаешь это искренне, от всего сердца и не станешь выискивать в сложившейся ситуации личной выгоды, используя ребенка.
– Спасибо за столь лестную оценку моих душевных качеств, – поблагодарила Алиса без намека на иронию. – Но мне кажется, что люди твоего круга вполне могут договориться и без таких неординарных решений, как женитьба.
– Эти не могут, – устало усмехнулся Стас. – Одинаковая весовая категория.
Конечно, родители Инги были «тяжеловесами» в высоких правительственных сферах и обладали недосягаемыми связями, но и отец Стаса Павел Наумович тоже оказался не мальчиком на этой площадке и входил в высшие эшелоны элиты страны.
Он служил в Генеральном штабе Вооруженных сил РФ в звании генерал-полковника, но, помимо собственной должности, имел еще и «тяжелую артиллерию» в виде связей, перешедших к нему от родителей.
Его отец Наум Егорович, потомственный военный, прошел всю Великую Отечественную войну и закончил службу в звании Маршала Советского Союза. Коренной москвич, белая кость: его отец и дядька дед Павла Наумовича и его брат – кадровые офицеры, дворяне, погибли в Гражданскую, добровольно перейдя на службу в Красную армию. Науму Егоровичу удалось каким-то невероятным чудом избежать репрессий тридцатых годов, может, потому что он постоянно где-то воевал, а может, потому что его отец погиб в Гражданскую, или ангел-хранитель расстарался, но не попал.
Мама Павла Наумовича также была коренной москвичкой, да не простой, а известной оперной певицей, народной артисткой СССР, с родственниками, работавшими по дипломатической линии, и друзьями, вращавшимися в самых верхах.
Стасу Головину было из чего выбирать – либо военная династия отца, либо дипломатическая бабушкиной родни, он выбрал второе.
Детство Павла Наумовича проходило среди известнейших деятелей культуры того времени, с которыми дружила их семья, и среди высшего комсостава страны. Связи его родителей простирались до Политбюро и передались сыну в виде тесной и деловой дружбы с детьми и внуками тех небожителей, которые, как понятно всем, прекрасно устроились и после всех перестроек в новом формате жизни страны, так же как и их предки, заседая в весьма высоких креслах.
И вот имея с обеих сторон такую поддержку, битва за маленького мальчика велась в этих самых высших сферах знакомств и влияний – между связями семейства Головиных и связями родителей Инги.
– В принципе уровень влиятельных друзей одинаковый, – рассказывал Стас, – и в результате мы оказываемся перед простым выбором, как и все обычные люди: кто будет иметь на руках более веские основания для установления опекунства, тот и получит ребенка.
– Как переходящий приз, – подвела итог Алиса.
– Согласен, – кивнул Стас, – звучит двусмысленно и некрасиво. Но есть еще один непростой момент. Мой отец Павел Наумович свое звание генерал-полковника не в штабных кабинетах выслуживал. Он боевой, кадровый офицер, прошел Афган, Приднестровье и все горячие точки, несколько раз лишался званий за противостояние продажному командованию, спасая своих людей тем, что отказывался выполнять преступные приказы. И за то, что в то время его готовы были отдать под трибунал, через несколько лет Павла Наумовича награждали и повышали в званиях. Так вот, существует такое понятие, как «боевое братство», ветераны военных конфликтов способны на очень многое, особенно того рода войск, в которых служил мой отец, не самых простых, скажем так. И я боюсь, что если прижмет, то в борьбе за Темку отец вполне способен будет прибегнуть к любым, даже очень жестким мерам, чем навредит и ему, и себе.
– А вот это уже похоже на шантаж, Станислав Павлович, – холодно заметила Алиса.
– Да, – усмехнулся Стас ее прозорливости. – Я дипломат, Алиса, смею тебя уверить, хороший дипломат, и буду использовать весь арсенал своих способностей и все возможности, чтобы уговорить тебя помочь нам.
– Давай я подведу итог, – не ответила взаимной улыбкой Алиса. – На роль спасительницы сына от ужасных родителей твоей бывшей жены ты выбрал меня, потому что я не потребую никакой выгоды для себя лично за эту помощь, потому как я очень порядочный человек и вообще вся такая положительная девушка и, главное, очень отзывчивая и с добрым сердцем. Я правильно излагаю?
– Совершенно верно, – подтвердил он.
– Тогда два вопроса. Первый: а не проще ли было договорится с любой женщиной за определенную плату?
– Нет. Мы с отцом обдумывали этот вариант и поняли, что есть вполне реальный шанс того, что она станет шантажом тянуть из нас деньги до совершеннолетия Темы или захочет остаться в семье и жить за счет ребенка, будучи чужим, посторонним человеком, и также шантажировать. Это более чем реально.
– Ну… – подумала Алиса и согласилась: – Вполне возможно. Вопрос второй: а как вы представляете мою дальнейшую роль после того, как я усыновлю ребенка и вы выиграете судебное разбирательство?
– Как я уже говорил, как решишь, так и будет, – твердо ответил Стас. – Ты имеешь полное право на собственную жизнь и, если захочешь, вообще прекратишь общение с нашей семьей. Встречаться ли изредка или стать частью нашей семьи и жить с нами, любое твое решение мы будем уважать. Единственная просьба – это оставаться приемной матерью Темке до его совершеннолетия.
– Понятно, – вдохнула глубоко и выдохнула Алиса. – А меня, значит, ты в разряд чужих и посторонних не заносишь?
– Нет, – коротко ответил он.
Она замолчала, размышляя обо всем услышанном. Стас ей не мешал, только внимательно следил за выражением лица девушки, старательно пряча свою тревогу.
– Я хотела бы увидеть мальчика, – еще ничего не решив, заявила Алиса.
– Да, конечно, – тут же согласился Стас.
Он развернул коляску, подъехал к массивному письменному столу, стоявшему у окна, и нажал какую-то кнопку, встроенную в него. В тишине комнаты повисло молчание, которое все сгущалось и сгущалось.
Дверь в комнату отворилась, спасая их обоих от этого гнетущего напряжения, и вошла Ольга Васильевна.
– Вызывали, Станислав Павлович? – спросила она.
– Да, Ольга Васильевна, – подтвердил он и спросил: – Люда с Темой? Он спит?
– Нет, Темочка только-только проснулся, – потеряв всякую профессиональную ровность тона, улыбнулась тепло женщина.
– Хорошо, – чуть улыбнулся Стас ей в ответ и распорядился: – Скажите Людмиле, чтобы принесла Артема сюда.
– Да, Станислав Павлович, – ответила женщина и вышла, притворив за собой дверь.