Для чего? Для немедленного освобождения? Я переводил взгляд с одного из них на другого и гадал, что меня ожидает.
– Ну, тогда тебе повезло, парнишка, – объявил мистер Хендерсон и, взяв с тарелки кость, принялся высасывать ее таким отвратительным манером, что у меня мурашки побежали по коже. – Как бы тебе понравилось избежать двенадцати месяцев тюрьмы, э?
– Очень понравилось бы, – ответил я. – Клянусь, я раскаялся в моих прегрешениях.
– Ну, раскаялся ты или нет, значения тут не имеет, – сказал судья и, взяв с тарелки кусок мяса, оглядел его, соображая, с какой стороны он вкуснее всего. – Мистер Зелес, вы не желаете объяснить мальчику, что его ждет?
Французский джентльмен вернулся в свое кресло, окинул меня взглядом, явно что-то обдумывая, а затем покивал, словно приняв окончательное решение.
– Да, все правильно, – сказал он скорее себе, чем кому-либо другому. И спросил меня: – Скажите, мальчик, вы когда-нибудь выходили в море?
– В море? – усмехнулся я. – Нет.
– А не желали бы попробовать, как вам кажется?
Я ненадолго задумался, а затем опасливо произнес:
– Да можно бы, сэр. Но в качестве кого?
– Неподалеку отсюда стоит на якоре судно, – сказал он, – которому предстоит выполнить чрезвычайно важное поручение Его Величества.
– Так вы знакомы с королем, сэр? – спросил я и широко открыл глаза – оказываться рядом с тем, кто мог оказаться рядом с особой короля, мне еще не доводилось.
– Да, я имею это превеликое удовольствие, – ответил он спокойно, совсем не как человек, пытающийся внушить тебе, что ты должен по такому случаю считать его невесть каким удальцом и умницей.
Я от изумления выругался, и мистер Хендерсон грохнул кулаком по столу и выругался в ответ.
– Судно, – продолжал мистер Зелес, пропустив наши высказывания мимо ушей, – должно отплыть для выполнения своей задачи сегодня, однако возникло небольшое затруднение, и мы полагаем, мастер Тернстайл, что вы способны помочь нам справиться с ним.
Я снова кивнул и постарался расположить в моей голове услышанное так, чтобы поскорее понять, что от меня требуется.
– Юный паренек, – продолжал мистер Зелес, – вашего, кстати сказать, возраста, находившийся на борту как слуга капитана, сбегал вчера под вечер по сходням с быстротой, не подобающей для передвижения по влажному, скользкому дереву, и, коротко говоря, переломал ноги, отчего теперь и ходить-то не может, не то что плавать. Существует предположение, что он был пьян, однако оно к сути нашего с вами разговора отношения не имеет. Необходимо подыскать ему замену, и сделать это быстро, поскольку дурная погода и так уж задержала отплытие и корабль должен уйти сегодня. Что скажете, мастер Тернстайл? Готовы ли вы к приключениям?
Я быстро прикинул. Корабль. Слуга капитана. Надо соглашаться.
– А тюрьма? – спросил я. – Меня от нее избавят?
– Это если ты хорошо покажешь себя на борту, – сказал мистер Хендерсон, невежественный старый слон. – А если нет, отсидишь по возвращении троекратный срок.
Я помрачнел. Прохиндейство – в самом чистом виде.
– А плавание, – спросил я у мистера Зелеса, – как долго оно продлится?
– Думаю, года два, – ответил он, пожав плечами, как будто такое время представлялось ему совсем небольшим. – Приходилось вам слышать об Отэити? – осведомился он. (Я подумал-подумал и покачал головой.) – А о Таити? – продолжал мистер Зелес. – Его нередко и так называют. (Я покачал головой еще раз.) Ну неважно. Скоро от вашего неведения и следа не останется. Пункт назначения корабля – Отэити, – сказал он мне. – Миссия его очень важна. После ее выполнения корабль вернется в Англию. И по возвращении вы получите жалованье – шесть шиллингов за каждую неделю вашего отсутствия плюс освобождение от наказания за совершенное вами преступление. Как вам такие условия, мой достойный друг? Можно ли считать, что мы договорились?
Я попытался прикинуть, в какую сумму сложатся шесть шиллингов, получаемых раз в неделю на протяжении двух лет, да ума не хватило. Я понял только, что быть мне богачом, и готов был обнять французского джентльмена, несмотря на его высокое положение в обществе.
– Я очень вам благодарен, – сказал я – с запинками, но быстро, поскольку боялся, что он передумает. – С превеликой благодарностью принимаю ваше предложение и уверяю вас, что служить буду наилучшим образом и во всякое время.
– Стало быть, решено, – с улыбкой сказал он, вставая, и положил руку мне на плечо. – Боюсь, однако, что времени у нас осталось немного. Судно отходит в четыре часа.
Он полез в карман, достал часы и помрачнел, увидев разбитое стекло, поломанные стрелки. И, бросив на меня быстрый взгляд, но ничего не сказав, возвратил часы на прежнее место.
– Мистер Хендерсон, – спросил он, – у вас есть часы?
– Сейчас четверть четвертого, – ответил судья, которому общество наше уже надоело, он хотел целиком отдаться питанию.
– О, тогда нам следует поспешить, – сказал мистер Зелес. – Так могу я забрать мальчика, сэр?
– Берите, берите, – последовал ответ. – И постарайся больше не попадаться мне на глаза, юный прохвост, слышишь? Иначе тебе будет худо.
– Конечно, Ваше превосходительство. И спасибо вам за доброту, – прибавил я, выходя за мистером Зелесом в дверь навстречу моей новой жизни.
Естественно, по коридору он пошел так же быстро, как ходили здесь все прочие, мне пришлось почти бежать за ним. Но в конце концов мы оказались на улице у ожидавшей нас кареты. Я забрался в нее следом за мистером Зелесом, сердце мое приплясывало, я снова вдыхал свободу и чистый воздух. Мне предстояло покинуть Англию, изведать приключения. Может, и был когда-либо на свете мальчик счастливее меня, но я ни имени его, ни обстоятельств не знал.
– Прошу прощения, сэр, – сказал я, когда карета тронулась, – могу ли я осведомиться о названии корабля и имени капитана, которому мне предстоит услужать?
– А я их не упомянул? – удивленно спросил он. – Корабль – фрегат Его Величества «Баунти», а командует им весьма одаренный человек, мой близкий друг лейтенант Вильям Блай.
Я кивнул и постарался запомнить эти имена – тогда они, как резонно полагал мистер Зелес, ничего для меня не значили. Карета свернула за угол и покатила к берегу, и я ни разу не обернулся, не огляделся по сторонам, чтобы запомнить столь хорошо мне знакомые улицы, не бросил ни единого взгляда на мостовые, на которых десять, если не больше, лет предавался воровству и мошенничеству, ни разу не вспомнил о доме, где вырос, где мое детское простодушие сотни раз подвергалось надругательствам и обманам. Я смотрел в будущее, с трепетом предвкушая новые рискованные приключения.
Ах, глупый мальчишка, как мало знал я о том, что оно мне уготовило.
Часть II. Плавание
23 декабря 1787 – 26 октября 1788