– Нет, что вы.
– Наш банкир. Он ведь тоже известной фамилии. Меня небось дураком круглым считает. Или мошенником.
– Нет, вы ошибаетесь. Если имеете в виду, что банк в лице Роберта Данилевского хочет сначала проверить подлинность наследия Вяземского, то это лишь потому, что… ну, вас ведь тоже могли ввести в заблуждение недобросовестные арт-дилеры по антиквариату.
– Сто раз я перепроверил все, прежде чем бабки платить за эти карты. – Феликс прищурился. – Однако вашему заключению доверюсь особо. Заключение князя Мещерского – звучит круто. Короче, я настроен весь архив и коллекцию Вяземского сбыть с рук по хорошей цене как можно скорее. Поможете мне?
– С удовольствием.
– Тогда договорились. Чувствуйте себя как дома. У нас тут наверху пятнадцать спален, выбирайте себе, какая понравится, с ванной, и потом…
– Я ТУТ НИ МИНУТЫ НЕ ОСТАНУСЬ! В ЭТОМ ВЕРТЕПЕ! ПОД ОДНОЙ КРЫШЕЙ С НИМ!!
В недрах дворца раздался визгливый вопль.
– Клиент клуба качает права. Ой, мама, роди меня обратно! – Феликс затряс головой. – Сергей, пойдемте глянем, кто там из них начал пердеть.
Грубость Феликс произнес все так же вежливо и мягко, увлекая за собой растерянного Мещерского с террасы внутрь.
Мещерский подумал: вот сейчас он похож на волка. И в улыбке его что-то волчье. Этакий грузный волк в рваных джинсах, с крашеной блондинистой шерстью, обложенный охотниками со всех сторон.
Выражал недовольство господин, похожий на нестарого Кощея, чью лысую макушку осеняли кустики рыжих волос, словно осока болотную кочку. На худом костистом лице сверкали круглые очочки, маленькие кисти рук, похожие на куриные лапки, так и мелькали в гневной хаотичной жестикуляции.
Мещерский узнал крикуна – это был питерский политик, прославившийся своими одиозными идеями и служивший для журналистской братии мишенью для едких и злых комментариев. Его звали Артемий Клинопопов, и сейчас он тыкал скрюченным пальчиком в сторону младшего брата Феликса Гарика Тролля и кричал, что «не останется в этом доме, под одной крышей с негодяем, лишенным совести и морали!»
Гарик Тролль криво ухмылялся уголком рта. За сварой с великим интересом наблюдали две женщины, стильно и дорого одетые, – высокая и маленькая. Мещерский их тоже узнал с первого взгляда. Маленькая изящная брюнетка вела по телевизору кулинарное шоу, переезжавшее с канала на канал и постоянно меняющее название, где главное слово КУХНЯ, однако, сохранялось. Брюнетку звали Юлия Смола.
Высокая как жердь дама лет сорока – тоже брюнетка, с гладкими, разделенными прямым пробором темными волосами – звалась Евдокией Жавелевой. Ее тоже часто приглашали на телевидение в женские передачи про любовные драмы и семейные скандалы. Жавелева была звездой Инстаграма, часто публиковала откровенные снимки и в прошлом, в дни юности, меняла любовников как перчатки. Она слыла дамой полусвета и красавицей. Однако возраст наложил клеймо на ее прелести – некогда точеные черты лица вытянулись и заострились. Нос увеличился и доминировал, хотя она регулярно с помощью косметических процедур увеличивала именно губы, добиваясь эталона Анджелины Джоли. На лебединой шее проступали, как веревки, жилы, а маленькая аккуратная головка с длинным носом имела сейчас вид змеиной. Змеиная улыбка теплилась и на губах.
– Артемий Ильич, дууууууушечка, – пела Евдокия, – и вы, и вы, и вы здесь! Вау! Да вы не волнуйтесь. Мы тихоооооооонько, мы никому не скажем. И совращать вас, Артемий Ильич, не станем. Не бойтесь, дууууууушечка.
– Я ни минуты, ни секунды не останусь! Клуб обязан был предупредить, в чей дом меня везут! – разорялся Клинопопов. – А так на вокзале усадили в лимузин и сюда, в это гнездо порока. А тут он! – он снова ткнул пальцем в сторону Гарика Тролля. – Этот человек – негодяй и мерзавец! Я сейчас же уезжаю, увезите меня отсюда, я требую!
– Артемий Ильич, ваше желание как клиента клуба «ТЗ» для нас закон, – послышался вкрадчивый голос за его спиной.
Тут надо пояснить, что весь сыр-бор разгорелся в каминном зале, где прежде ожидал аудиенции Феликса Мещерский. Когда они с Феликсом покинули террасу, то спустились по лестнице на первый этаж. И сейчас в каминный зал на крики, как мотылек на свет, залетел бармен – Мещерский принял его за такового по классическому клубному костюму барменов: оранжевый смокинг с атласными лацканами, волосы прилизанные и набриолиненные, в руке – серебряный шейкер, а в другой – хрустальный бокал. Справа на груди у него был бейдж, где читались название клуба «Только Звезды» и имя.
– Наша машина уже покинула деревню Топь, – промурлыкал он. – Но я тут же вызову лимузин опять. Правда, придется подождать часа два. Естественно, вас отвезут на Ленинградский вокзал. Но должен предупредить, что деньги, которые вы нам заплатили, возврату не подлежат, компенсация проездных расходов тоже не предусмотрена. Это правило клуба, вы эти правила и договор подписали. Мне жаль, что вы вот так сразу хотите прервать свой заслуженный отдых, но это ваше право, и клуб его уважает. Так что не волнуйтесь. Мы о вас позаботимся, вы уедете. А пока угощайтесь, этот коктейль я рекомендую.
Он опрокинул шейкер в хрустальный бокал, в котором звякнули кубики льда. Полилась янтарная жидкость. Бармен вручил бокал Клинопопову. Тот взглянул на бокал, потом на Феликса, так и не произнесшего ни слова, потом на Гарика Тролля.
Резким жестом Клинопопов поднес бокал к губам и присосался. Нет, он не пил и не глотал содержимое бокала, а именно сосал, как сосет летняя пчела сладостный цветочный нектар, как бабочка махаон погружает свой хоботок в мед, вбирая все до последней капельки.
У бармена в эту минуту, точно у фокусника в цирке, оказался в руке еще один хрустальный бокал. (Где он его прятал – в кармане, что ли?) Он наполнил его из шейкера, как пиршественный кубок. И опять протянул Клинопопову.
Тот взял и присосался снова.
Его бледное лицо и лысина, осененная клочками волос, стали нежно-розового цвета, как пяточки младенца.
– Вы все тут мерзавцы… ик! – он произнес это уже без крика, тихо, почти жалобно, икая. – Вы распущенные… развратные… вы лишенные моральных устоев… ик, ик!
Бармен вылил в его бокал остатки жидкости из шейкера. Рука Клинопопова дрожала, когда он подносил третий кубок к своим обличающим устам.
– Приятель, а вы кудесник, – Юлия Смола хрипло засмеялась, обращаясь к бармену клуба. – Укрощаете истерики лучше моего психотерапевта.
– Я хочу пить! – оповестила всех и бармена Евдокия Жавелева. – У меня дикая жажда. Феликс, радость моя, что ты такой хмурый? Не рад видеть меня? Но я не к тебе приехала. Тут ведь теперь клуб, хозяин.
Она скользнула взглядом по Феликсу, по Мещерскому, по мраморному камину, персидским коврам и картинно, словно актриса на сцене, развела руками.
– Ах, у меня такая жажда! Напоите меня!
Глава 12
Ссора
28 мая