Пейзаж с чудовищем - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 15

Моноспектакль не предусматривал антракта. Иван Фонарев считал его ненужным, лишь досадной помехой. Раз настроившись на игру, он не желал прерываться. И он забыл о скоротечности часов. Прошло три часа, три с половиной, а он все читал «Черного человека»:

То ли ветер свистит над безлюдным полем,

То ль как рощу в сентябрь, осыпает мозги алкоголь…

Он искренне считал, что вот это – то самое, что близко и понятно провинциальному зрителю. В уральских промышленных городах работяги пьют, и интеллигенты квасят, и бизнесмены мимо рта не проносят, и силовики высасывают бутылку до «донышка», потому что жизнь тяжелая и денег нет.

Фонарев немало поколесил по таким рабочим городам и считал, что он-то уж знает, как завести провинциального зрителя. Вот сейчас он подбоченится по-есенински, тряхнет светлыми кудрями своими (пусть и обесцвеченными в дорогом столичном салоне), топнет ножкой в ботиночке от Гуччи и…

Эх!

Ссссссссссссссссыппппппь, гармоника. Скука… Скука. Гармонист пальцы льет волной.

Пей со мной, паршивая ссссссука! Пей со мной!

Сссссссссыпь, гармоника, ссссссыпь, моя частая. Пей, выдра, пей!

Мне бы лучше вон ту…

Это было гвоздем – вот эта самая фраза: «Мне бы лучше вон ту, сисястую!» Фонарев произносил это хрипло, раскатисто, отчаянно – забубенно. Мол, вот я, весь перед вами, и мне бы только «вон ту сисястую». И каждый раз публика реагировала на этот актерский финт. Женщины начинали глупо сдавленно хихикать, кто-то из мужиков крякал: «Эх ма!» В общем, зал оживал. А потом всегда раздавались аплодисменты.

Но на этот раз после «сисястой» в зале раздался громкий раскатистый храп. Храпел, уснув без задних ног, тот самый зритель в середине пустого третьего ряда. Он спал, сморенный усталостью и почти четырехчасовым представлением без антракта.

Фонарев ощутил тогда, при этих паскудных звуках, что глаза его застлала багровая пелена.

– Эй, вы! – крикнул он яростно, все еще находясь в есенинском удалом облике. – Эй, вы, я к вам обращаюсь!

Зритель всхрапнул как боров, вздрогнул и проснулся.

– Спать надо дома! – громко и отчетливо произнес со сцены Иван Фонарев. – Искусство и поэзия не для таких, как вы. Это все равно как метать бисер перед свиньями. Уходите! Уходите из зала!

Он тогда еще картинно указал рукой на выход, завешенный бархатной шторой.

Зритель поднялся, начал пробираться по ряду. Фонарев ждал, не произнося ни слова. А в голове его сыпала, жгла, наяривала кабацкая гармоника. И тут случился конфуз. Более двух третей зрителей полупустого зала повскакали со своих мест и тоже ринулись к выходу, взывая «где тут туалет?» и «где гардероб?»

Иван Фонарев глядел со сцены, как убегает его публика, не выдержавшая четырехчасового моноспектакля.

А из-за кулис наблюдали за ним, давясь смехом, местные златогорские актеришки, злорадствуя и отпуская непечатные актерские афоризмы.

В тот вечер Иван Фонарев жестоко напился в своем номере в ожидании утра, чтобы ехать в аэропорт. Его давняя болезнь, проклятие – тяга к бутылке – воскресла в нем после многих лет честной добровольной завязки.

Но тогда он считал, что справится с этим. И считал искренне до того самого момента, пока не позвонил сука-пранкер со своим розыгрышем.

Это было то перышко, что сломало спину верблюда.

Иван Фонарев помнил в мельчайших подробностях события того дня. Они жгли ему сердце. Он был уверен, что ему звонят из министерства культуры. Он узнал голос чиновника, с которым был пусть и не близко, пусть шапочно, однако знаком. И этот голос по телефону посулил ему после провала гастролей надежды на будущее.

И какие надежды!

Звонок на мобильный Фонарева раздался в полдень, и чиновник министерства культуры предложил ему – не раздумывайте, соглашайтесь. В театре – тут он назвал наименование известного столичного театра – сложилась непростая ситуация, и есть мнение, что вы могли бы попробовать себя там в качестве художественного руководителя и главного режиссера.

Иван Фонарев в тот момент ощутил, как у него задрожали колени, а сердце едва не выпрыгнуло из груди. Театр, куда его звали, находился в плачевном состоянии, без главрежа и репертуара, раздираемый скандалами стареющей, никчемной труппы. Однако у него имелось великое достоинство – он выходил фасадом прямо на Тверскую. Это сулило столько шансов – театр в самом центре столицы, театр Ивана Фонарева!

«Согласны? – ворковал аки голубь по телефону чиновник. – Тогда скоренько, быстренько берите такси или на своей машине – и прямо в театр. Я тоже подъеду и представлю вас труппе. Сначала все обсудим, а назначение последует».

Фонарев поверил всему. Уж очень хотелось получить театр фасадом на Тверскую и залепить его плакатами и афишами с собственной фамилией. Броско так, чтобы видели все, все, все!

Он сел за руль своего «Мерседеса» и поехал на Тверскую. Кончилось это анекдотом, над которым потом в соцсетях потешалась вся театральная общественность.

В театре про Фонарева никто слыхом не слыхал. Чиновник из министерства представлял труппе совсем другого режиссера. И когда Фонарев появился в зале и объявил – здравствуйте, вот он я, ваш худрук и главреж, все сначала онемели, а потом начали грубо хохотать.

Тут же по Интернету начали гулять мемы, что Иван Фонарев явился в театр в гриме Станиславского в надежде хоть так проскочить в театральные боссы.

А на следующий день известный пранкер ГарГарик Тролль опубликовал в Интернете ролик с разговором-розыгрышем артиста Фонарева.

И тьма сомкнулась над крашенной под блондина, забубенной головой артиста. И вот сидел он, как Есенин, в кабаке… то бишь в роскошном «Мост Брассери» на Кузнецком и пил, пил, пил, и чувствовал, что срывается с катушек в полный штопор.

Пил и ненавидел суку-пранкера ГарГарика Тролля и желал ему заболеть чумой или потерять в жизни все самое дорогое.

Его сильно развезло к полуночи, но он все заказывал и заказывал – уже опять все подряд: граппу, коньяк, кальвадос. И тут краем глаза заметил, что у входа какой-то тип в потертых джинсах с прилизанными волосами фотографирует его на айфон. Фонарев взъярился, взвился из-за стола и, шатаясь, кинулся к наглецу. А тот брызнул по ступенькам вниз, в гардероб, надеясь ускользнуть на улицу. Но Фонарев настиг его, вырвал мобильный и швырнул на пол, вцепляясь одновременно обидчику в волосы, голося: «Сука папарацци, и ты туда же, пранкерствовать, шпионить!»

В драку вмешался чинный швейцар. Он начал успокаивать Фонарева, считавшегося постоянным клиентом ресторана. Негодник – папарацци с мобильником куда-то смылся. А Фонарев, снова плюхнувшись за стол, накрытый белой скатертью, даже в пьяном угаре понял – нет, уходить в запой вот так, на людях, нельзя. Завтра же снова будут ржать и обсуждать его, пьяного, убогого, все эти недоделанные, бесталанные коллеги по актерскому ремеслу.