Искусство оскорблять - читать онлайн книгу. Автор: Александр Невзоров cтр.№ 31

Ведь это именно она (покорность) сгоняла миллионы в лагеря и могильные рвы. НКВДшники и вертухаи лишь обслуживали это главное национальное свойство — добровольное признание всевластия железного лаптя Кремля.

Сегодня глупое население не всегда понимает, почему оно должно жертвовать детьми и жизнью ради голубизны министерских бассейнов на Майорке. Еще труднее объяснить гражданину, что его истинное предназначение — не жизнь и счастье, а комфорт разговорчивых иждивенцев с покупными дипломами, которые на Охотном Ряду чревовещают от имени России.

Разумеется, комфорту попов и депутатов надо придумать убийственный сакральный псевдоним.

Если все цинично назвать своими именами, то ползание с выпущенными кишками может не доставить гражданину того морального удовлетворения, которое, возможно, было у героев последних войн.

Такой псевдоним есть: это волшебное слово «родина». А к нему обязательно прилагается аккуратная оговорочка, что «родина — это одно, а государство — это другое».

Но «родина» в таком случае является абсолютно абстрактным понятием, с которым в реальности пересечься невозможно. На самом же деле меж понятиями «родина» и «государство» никакой осязаемой черты нет. Это старый проверенный трюк. Прекрасной иллюстрацией его эффективности служат попы. Они призывают субсидировать их абстрактного бога, но пожертвованное сразу превращают в икорку и «Лексусы».

По тому же принципу придумана и «родина».

Объектом любви и благоговения объявляется не реальная, полная кошмаров страна, а некая абстрактная Россия. В ней никто никогда не жил. Ее никто никогда не видел. Но именно ей — невидимой, неосязаемой и прекрасной, следует приносить себя в жертву по первому же свистку чиновника, насмотревшегося патриотических галлюцинаций.

Но тут возникает конфуз, который особенно хорошо заметен сегодня.

Присмотритесь.

Когда вы ласкаете абстрактную Россию, эрекция возникает у «Единой».

«Солнечный удар» Михалкова и сериал «Распутин» на Первом: новый русский кинематограф на бересте

Поскольку оба творения по своему статусу явно не «Пираты Карибского моря», то нет смысла оценивать их кинематографические достоинства или недостатки. Сегодня «художественность» начинается с совершенно других цифр бюджета. Обсуждать «Удар» или «Распутина» в качестве «большого кино» бессмысленно и некорректно. «Киноязык» в них ровно такой, какой был позволен финансовыми возможностями этих двух поразительно похожих картин. Их делали опытные мастера, прекрасно понимающие, что гениальничать на медные (по меркам современного кино) деньги не имеет никакого смысла.

Все скромненько и стандартно. Актеры недорогие, но старательные, а набор постановочных приемов давно известный, но преимущественно весьма незатейливый. В этом смысле говорить в общем-то не о чем. Впрочем, оба режиссера ни на что и не претендовали, а честно слепили «расширенные агитки», у которых и нет никаких задач, кроме строго идеологических.

Следовательно, единственным предметом оценки может быть лишь предлагаемая идея, а также умение хорошенько ввинтить ее в сознание масс. Сама идея заключается в том, что России надо задним числом придумать и нарисовать красивое прошлое. Это сложная задача, так как облагораживание русской истории возможно только через подмену ее чистой ложью.

Слова «ложь» не надо пугаться. И не надо ханжески закатывать глаза; вся культура homo почти на 100 % состоит именно из чистой лжи или ее основных компонентов. Конечно, это непростой жанр, но именно историческая ложь сегодня особенно востребованна и необходима. Дело в том, что она является основным строительным материалом для всякой идеологии, создавая сегодняшним реалиям сочное и авторитетное прошлое. Без нее может создаться ненужное впечатление, что «русский мiр» — это только биндюжники с пулеметами, перекошенный Дугин, тупость Думы и постановочные слюни Кургиняна. Идеология, несмотря на писк либералов, уверенно создается и внедряется. Ей-то в первую очередь и требуется сортовая ложь в товарных количествах. (Не следует забывать о том, что у лжи есть и еще одна, крайне важная государствообразующая роль: она является традиционной духовной скрепой России, не менее важной, чем, например, холуйство, злоба, мракобесие или воровство.)

Вернемся в тему. Сегодня у российского кинематографа есть первоочередная задача: вопреки всем фактам создать иллюзию существования совершенно отдельного «русского мiра», или «русской цивилизации». Это трудно, но в принципе возможно, когда «важнейшее из искусств» берется за дело ответственно и с огоньком.

Настоящее русское кино, конечно, надо делать на бересте. Тогда гордый вызов Европе и декларация наличия особой «русской цивилизации» будут выглядеть не так забавно. Но простим создателям картин грех использования европейских форм, приемов и технологий. Этот грех мало кому сегодня заметен. Публика уже настолько хорошо отрихтована молотками эфира, что связь с реальностью утратила и в существование «самодостаточного русского мiра» уже поверила.

Этот придуманный мир нужно заселить героями. На роли героев обсуждаемые кинополотна предложили православного придворного фавна (Г. Е. Распутина) и эрегированного офицера, который долго ловит косынку. С Распутиным, конечно, вышла неувязочка. Бедолагу оскопили, и образ его сразу погас. На корню убита главная и единственная интрига: удалось ли Григорию Ефимовичу задрать Главную Юбку Страны или он не успел? Дело в том, что единственная драматургия, заключенная в имени «Распутин», — это пикантный конфликт дикого деревенского пениса и надушенных придворных вагин. Это известный еще с Мольера вечный мотив использования «слова божьего» для проникновения под самые дорогие юбки. Использование Распутина в любом другом качестве так же противоестественно, как попытка сделать из хорька не воротник, а отбивную. Секвестировав Распутину тот орган, который, собственно, им и двигал, создатели фильма получили фигурку плосконького унылого мракобеса, для которого в кино «о Распутине» нет никакого места и занятия. До конца фильм можно не досматривать. Понятно, что в финале Григория Ефимовича примут в «Единую Россию» и предложат преподавать в МГУ. Другому герою самобытного русского мира пенис все-таки оставили, но ни выразительности, ни драматургической подвижности ему это не прибавило.

За основу патриотической иллюзии Михалкова взят Бунин. Это правильный выбор. Иван Алексеевич — образцовая водомерка (Gerris lacustris), скользящая туда-сюда по глади прудика и совершенно не озабоченная процессами, происходящими в его глубине. Когда загнивший прудик наконец откачивают, водомерка, соответственно, негодует. И гибнет. Данная первооснова необычайно удобна, ибо на законных основаниях позволяет не иметь ни малейшего понятия о том, чем же на самом деле была опрокинутая в семнадцатом году Россия.

А это была страна, где за чтение статьи в студенческом кружке приговаривали к расстрелу (дело Достоевского).

Где высший полицейский чин прямо посреди столицы империи мог запросто и с наслаждением публично избить политзаключенного (Трепов).