Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Ларионов cтр.№ 90

Деятельность князя Александра и его потомков сумело воскресить и былое почитание княжеского рода — как Богом данного.

Вот что писал автор летописного «Слова о житьи и о преставлении князя Дмитриа Ивановича, царя Рускаго». Автор настойчиво величает великого князя Дмитрия — «царем Русским», в чем нельзя не усмотреть продолжения традиции, берущей начало в домонгольской Руси и начала окончательного оформления этой идеи в отчеканенную формулировку «Москва — Третий Рим». Пиетет перед правящим родом передается следующими строками текста: «Сий убо князь Дмитрий родися от благородну и честну родителю — сынъ князя Ивана Ивановича и матерее великые княгини Александры. Внук же бысть православного князя Ивана Даниловича, събирателя Руской земли, корене святого и Богом насаженаго саду, отрасль благоплодна и цвет прекрасный царя Володимера, новаго Костянтина, крестившаго землю Русскую, срордник же бысть чюдотворцю Бориса и Глеба».

В своих славных военных победах над могучими западными народами князь Александр Ярославич предстает перед нами в том сиянии воинской славы, которое столь часто в прошлом слепило глаза языческим народам, готовым принимать свет этого триумфа за несомненное свидетельство святости полководца, которому сопутствует воинская удача. Но князья — полководцы русского народа в лучших своих представителях являют собой совершенно иной тип правителя, воина и христианского подвижника, для которых святость не есть необходимое условие воинских побед и не является плодом их. После крещения князья на Руси — воины, политические руководители, святые, монахи. Одно следовало за другим и часто было взаимообусловлено. Это своего рода новый тип христианской святости, в такой полноте не известный другому христианскому миру, за исключением родной нам Сербии с ее князьями-подвижниками, борцами с турецким нашествием. Лучше всего этот тип святости выразил в лаконичной поэтической фразе поэт Н. Клюев: «Витязь-схимнище». Этот образ наиболее полно выражен в двух богатырях-монахах Пересвете и Ослябе — героях Куликовской битвы с татарами. Особый русский тип благочестия нашел свое высшее воплощение в святом благоверном князе Александре. Мы не вправе недооценивать личную святость князя и в деле его воинских успехов, тем более когда речь идет о действительно священной войне с иноверцами, покушающимися не только на материальное богатство народа, но и на его душу. А именно с такой угрозой столкнулся Русский мир в XIII столетии, испытав одновременно нашествия с Запад и с Востока.

Византия знает, если можно так сказать, чистые типы христианской святости: даже святые воины — это, прежде всего, страстотерпцы за верность христианству, Христу. И их подвиг часто был свершаем вопреки их воинской службе и воинскому долгу, как его понимали в языческой империи Рима. Славные воины святой Георгий, святой Димитрий Солунский, святой Нестор были мучениками за веру, за верность Христу. Император Юстиниан — образец служения Христу на поприще государственном. Ему христианский мир обязан кодексом законов, известных сейчас как «Римское право», и строительством главной храмовой святыни христианского мира — Софии Цареградской. Сербские князья и короли наиболее близки по своему типу святого подвижничества нашим Рюриковичам. Особенно это касается святого князя Лазаря, павшего на Косовом поле.

Российские Рюриковичи — явление поистине уникальное. Соборный лик династии — это воины и политики, государственные деятели и подвижники благочестия, епископы и монахи. Действительно, современному сознанию отнюдь не легко представить святого и политика, а равно и воина в одном лице. Но Рюриковичи дали целую плеяду таких государей.

«Витязь-схимнище», святой князь — это, несомненно, особый, по преимуществу русский тип святости, действительно нашедший свое наиболее гармоническое воплощение, как указано выше, в историческом облике святого Александра Невского.

В русской национальной мифологии такой тип воинского подвижничества за веру нашел свое яркое воплощение в образе богатыря Ильи Муромца, служившего князю Владимиру, чей исторический облик в былинах причудливо мифологизируется, превращая его и в святого прародителя, в котором сочетаются черты обожествляемого язычниками князя-первопредка, священного монарха, который правит, не сходя с трона, и христианского государя — просветителя своего народа, который олицетворяет собой «делегированную теократию».

Мифический образ Владимира, «бездеятельного» монарха языческой древности, конечно, далек от реального князя Владимира — крестителя Руси. Владимир Святославич явил собой образ деятельного князя-полководца. Но важно другое. Даже на уровне мифологического сознания, имеющего дохристианские корни, князь на Руси воспринимался как сакральный владыка. Такое воззрение на природу верховной власти нашло продолжение и в христинскую эпоху и не только на Руси. Нам уже приходилось упоминать письмо константинопольского патриарха московскому князю Василию, сыну Дмитрия Иоанновича Донского. В этом послании есть примечательные строки. Патриарх пишет: «Невозможно иметь церковь и не иметь царя». В контексте письма позиция патриарха предельно понятна. Он требует от московского князя почитать византийского императора как верховного правителя всех православных христиан. Нет сомнения, что такое воззрение на суть царской власти сложилось в Византии очень давно, еще во времена Юстиниана. Однако данная мысль, будучи хорошо известна и владетельным домам православных государств Восточной Европы, получила неожиданное для византийцев развитие. С падением Царьграда и с формированием независимых православных церквей на Балканах и на Руси мысль об обязательности царской власти для православных славян стала вполне своей, получила легитимизацию. И нет ничего удивительного в том, что средневековый человек ретроспективно воспринимал князя Владимира русским царем, который в действительности был независимым правителем крупнейшей державы мира и инициатором ее крещения, буквально став «новым апостолом» для русских славян. Для времени Александра Невского такой взгляд на суть княжеской власти на Руси получил определенное развитие и в принципе мог бы получить и законченное духовное и политико-юридическое оформление в виде определенного акта интронизации, если бы не власть Орды, чьи ханы рассматривали себя в качестве верховных владык Руси, ее царей. Только невозможность открыто бросить вызов претензии ордынских ханов на царский титул сдержало на Руси развитие полноценного монархического института верховной власти, идея которой была глубоко осознана и уже принята русским религиозным и политическим сознанием в канун монгольского нашествия на Русь.

Не будучи титулованным царем, Александр Ярославич, реальный, исторически достоверный, именно таковым воспринимался русским религиозным сознанием как во время его жизненного пути, так и в особенности позднее. Князь явил собой удивительный синтез и мифологического образа неодолимого и благочестивого богатыря, и исторический тип христианского просветителя и отца народа, став на века живым сердцем его национального бытия, главным символом священной династии русских царей.

Мы не станем здесь описывать все посмертные чудеса, связанные с явлением князя Александра и его помощью молитвенно просящим о том. Скажем только, что такие чудеса не иссякают и известны и в наше время.