Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Ларионов cтр.№ 62

Мы с уверенностью можем констатировать, что Владимир Василькович и при жизни пользовался царским титулом. Этому есть красноречивые свидетельства. «В колофоне списка “Паренесиса” св. Ефрема Сирина, выполненного для тиуна Петра, одного из приближенных князя: Въ лето сеемое тысяще написашася книгы сия при цесарстве благовернаго цесаря Володимера, сына Василкова, унука Романова, боголюбивому тивуну его Петрови».

Помимо приведенных примеров, где царский титул непосредственно применялся к галицко-волынским князьям, известно и применение его в галицко-волынском летописании и по отношению к другим русским князьям. «В Галицком списке “Повести временных лет”, вошедшем в состав Летописца Переяславля Суздальского, весь текст летописи озаглавлен: “Летописецъ Рускихъ царей”. О вокняжении в Киеве Олега в 882 г. здесь сказано так: “И седее Олегь, княжа и царствуя въ Киеве”. Здесь также встречается весьма необычное употребление глагола “царствовати” в значении “прозываться”:”…нача царствовати Русская земля”».

Здесь, конечно же, нужно сделать ряд уточнений. Необыкновенно важно и интересно, что летописцы Галицкой Руси ретроспективно начинают осмысливать Русскую историю как историю становления царства, не просто независимого государства, а именно царства, чей статус равен царству ромеев и царству немцев, то есть Священной Римской империи. И именно в этом разрезе надо понимать и замену летописного «прозываться» на «царствовати». Летописец ведь имел в виду, что со времен похода Руси на Царьград при Аскольде в 860 г. Русь заключила с империей договор как равноправный политический субъект. Для летописца это было актом признания Византией государственности на Руси. Для Галицкого летописца это был акт признания равноправного политического контрагента, который естественным образом должен был, по мысли автора XIII века, обладать достоинством истинного царствия. Так закладывались идеологические основы того мировоззрения, которые уже на землях Суздальской Руси воплотятся в идею Третьего Рима. А.В. Майоров приводит и иные свидетельства использования царского титула в галицкой летописной традиции. «В трех грамотах, составленных от имени Галицкого князя Льва Даниловича (1264 — ок. 1301), оригиналы которых не сохранились, термин “царь” применен к киевскому князю Владимиру Святославичу (980–1015). Мотивируя свое решение о земельных пожалованиях в пользу церкви, князь Лев ссылается на своего далекого предка: “…яко прадедъ нашъ царь великыи Володимиръ придал митрополитомъ”. Упоминание в этих грамотах также митрополита Киприана позволяет предположить, что они были созданы не ранее конца XIV в.».

Однако можно смело утверждать, что в данном случае речь идет о продолжении определенной традиции. Что касается Романа Мстиславича, то его летописцы называли цесарем Русской земли. Такая формула сопоставима только с титулом крестителя Руси князя Владимира, которого русские книжники XIV–XV веков называли «царь русский», «царь Руския земли». Например, в «Задонщине» (по Синодальному списку) великий князь Димитрий Донской поминает своего «прадеда князя Володимера Киевьскаго, царя Русскаго». Важно подчеркнуть и еще один принципиальный момент. «Термин “царь” в практике его применения в Древней Руси никогда не сочетается с определением “самодержец” (“самовластец”), использовавшимся в титулах византийских императоров и московских царей. И снова единственное исключение приходится сделать для Романа Мстиславича: Галицко-Волынская летопись, правда, в разных местах, называет его и царем, и самодержцем».

Царский титул, применявшийся на Руси в отношении князей, едва ли подразумевал под собой весь комплекс атрибутов императорской власти, как это было в отношении Византийской империи. Но в отношении князя Романа мы имеем дело с наметившейся преемственностью по отношению к полному комплексу атрибутов самодержавной власти и их осмысления.

«Царский титул подразумевал особое место древнерусских князей в церковной иерархии, их право влиять на выбор новых епископов, участие в канонизации святых, особую роль в церковном богослужении. В соответствии с усваиваемой на Руси византийской религиозной доктриной, высшее призвание царя — быть в ответе за спасение своих подданных. Резюмируя многочисленные свидетельства о значении, придаваемом в Древней Руси царской власти, В.А. Водов приходит к следующему выводу: природу царской власти, которой периодически наделяются русские князья, следует искать не в области политики, а в религиозной и церковных сферах. Именно по этой причине русские князья продолжают время от времени называться “царями” даже после установления политической власти татарских “царей”: очевидно, что они не могли отречься, оказавшись в подчинении у языческого хана или хана-мусульманина, от духовной ответственности, которая устанавливалась византийской традицией. Важно подчеркнуть, что и с точки зрения этой основополагающей функции царской власти Роман Мстиславич опять-таки представляет скорее исключение в сравнении с другими князьями Древней Руси, наделяемыми царским титулом. В случае с Романом царский титул выступает исключительно в своем светском (имперском) значении: Роман Мстиславич потому был “цесарем”, что, по словам летописца, он не просто княжил в Русской земле, но также был победителем и завоевателем других стран (“иже покори Половецькую земли и воева на иные страны все”). В этом отношении Роман подобен монгольским ханам, завоевавшим статус царей благодаря своим победам над многими странами. В отношении ханов царский титул на Руси также применялся исключительно в светском, секулярном смысле. Летописец сам сравнивает власть Романа Мстиславича, “Цесаря в Рускои земли”, с властью хана Батыя, установившейся на Руси рослее монголо-татарского нашествия. Рассказав об унижениях, которые довелось испытать сыну Романа Даниилу во время посещения ханской ставки, летописец горько сетует на то, что отныне Даниил уже не может “принять чести” своего отца, отведав “злой чести татарской”. По словам летописца, сыновья Романа — Даниил и Василько, — хотя и продолжали “обладать Русской землей” — Киевом, Владимиром и Галичем, — но, признав себя вассалами и данниками хана, не могут более считаться царями в полном смысле этого слова…»

В XII веке в Смоленске также сложилась традиция наделять местных князей царским титулом. В «Похвале князю Ростиславу Мстиславичу» говорится, что Ростислав за свои добродетели был удостоен от Бога «царствовати в всей Рускои земли». Здесь обращает на себя внимание очень важный момент, связанный с пониманием на Руси того мистического смысла царской власти, который будет столь характерен для эпохи уже Московского царствия. Власть царская имеет своим источником не родовые обычаи, не опирается на юридическое право. Она от Бога! Очень важно и то, что смоленский князь признается государем всея Руси. В упоминаемом нами выше случае с употреблением царского титула по отношению к князю Владимиру Васильковичу заслуживает внимания тот факт, что изменяется не только содержание царского титула, но и его форма. Царский титул племянника Даниила Галицкого утратил свой прежний детерминант, придававший ему общерусское значение — «цесарь в Рускои земли», который мы видели у его деда Романа Мстиславича и у Ростислава Мстиславича Смоленского. И потеря этой детерминанты заслуживает особого нашего внимания.

«Использование в царском титуле Романа Мстиславича детерминанта, связывающего его с Русской землей, — цесарь в Рускои земли, — еще один важный след, который, как нам представляется, указывает на возможный источник заимствования такого титула. В отличие от большинства других случаев применения царского титула в Древней Руси, так или иначе связанных с византийской доктриной о природе верховной власти, титул Романа, на наш взгляд, в большей мере находит соответствия в практике присвоения царского титула правителями славянских государств на Балканах, добившихся независимости от Византии. Так правители Болгарии и Сербии, добившись в конце XII в. фактически полной независимости от Византийской империи, сами приняли царские титулы, которые отличались от универсального титула вселенского императора обязательным прибавлением детерминантов, отражающих национальную принадлежность, — “царь болгар и влахов” и “царь сербов и греков”».