Гром над Араратом - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Григорьянц cтр.№ 147

– Ну да. Он ищет какую-то Таблицу судеб, сказал, что, пока не найдет, войну не закончит.

– Дорогая, а его жена знает, что ты ездила к Лукуллу?

– О, у нее, как и у ее сестры, столько дел в Риме! Ей некогда навестить мужа.

– Суду, как говорится, все ясно, – в шутку, улыбаясь, сказал Цицерон. – А что за украшение у тебя на голове?

Ослепительная Преция в хитоне из серебристо-синей парчи произнесла:

– О, это тоже мой военный трофей.

Она аккуратно сняла венец и передала Цицерону.

– Это диадема самого Митридата! – торжественно произнесла она.

– Что? – Цицерон стал внимательно разглядывать украшение. – Это же наследственная диадема царей Понта!

Он передал диадему Помпею, который осмотрев ее, сказал:

– Золотое кольцо с драгоценными камнями и белыми лентами сзади. В Греции и Азии такая диадема – символ царского достоинства, головное украшение царей. Какая работа!

Цезарь, которому передали венец, произнес:

– Здесь династическая эмблема Митридатов – шестилучевая звезда над полумесяцем. Только предводитель понтийских греков мог носить эту диадему.

Теренция, которая подозревала, что и сам Цицерон находился в связи с Клодией, также взяла украшение и произнесла:

– Очень изящная вещь! Преция, поздравляю с твоей маленькой победой! Я имею в виду Клодию. – Теренция с осторожностью вновь водрузила венец на голову гетеры.

Все улыбнулись, а Преция, красивая обладательница тонкого вкуса, восторженно поглядывая на гостей, сказала:

– Я побывала в Понтийском царстве и некоторых городах Армении. Эта поездка произвела на меня неизгладимое впечатление, особенно Армения. Я очарована. Всем вам я привезла из Армении подарки.

Она подошла к Цицерону, посмотрела на него зовущим взглядом и сказала:

– Марк, дай свою руку. – Дотронувшись до его руки, она продолжила: – Я чувствую проникновение в мир твоей природы.

Развязав завязки бархатного мешочка, она достала талисман на кожаном шнурке – ярко-кровавый камень в золотом обрамлении.

– Тебе, Марк, талисман с кровавым гематитом, который освежает память и способствует творчеству.

Потом она подошла к Помпею, страстно посмотрела на него и, дотронувшись до его руки, достала из мешочка талисман.

– Тебе, Гней, талисман с зеленым авантюрином с искристо-золотым отливом. С его помощью ты будешь принимать мудрые решения и получать доступ к позитивным энергиям неба и земли.

Подойдя к Цезарю и оглядев его сверху донизу, она томно взглянула в его глаза и произнесла:

– Тебе, Гай Юлий, осколок вещества кометы. Владелец этого талисмана становится уникальной личностью. Носи его на груди – и будешь чувствовать внутреннее равновесие и гармонию.

Потом она подошла к Домицию, удостоив его кокетливым взглядом.

– О, мой покровитель, носи мой талисман – окаменевший лед ^[35], который укрепляет память и благоприятствует творческим идеям. Он обладает целебной силой!

Манилий с благоговением дотронулся до ее руки и стыдливо опустил глаза. Она одарила его холодным взглядом и сказала:

– Тебе, Гай, не всегда будет сопутствовать успех, но носи мой талисман – тигровый глаз, который поможет усмирить себя и осознать ошибки.

Она подошла к Теренции.

– Дорогая, тебе талисман с жемчужиной, он принесет счастье.

Женщины поцеловали друг друга в щечку.

– До свидания! – игриво сказала Преция, и женщины ушли.

Цицерон негодующе воскликнул:

– Вы слышали, чем занимается Лукулл на Востоке, – принимает гетер, тратит деньги на магические вещи, гоняется за мистической Таблицей и всячески затягивает войну! Разве все это в интересах римского народа?

– Новость, достойная того, чтобы о ней узнали в Риме! – подыграл Домиций.

Все расселись, выпили вина, помолчали в задумчивости. Тут Домиций с притворным раздражением произнес:

– Лукулл бросается из одной войны в другую, хотя для государства в этом нет никакой необходимости. Он хочет оставаться главнокомандующим и извлекать выгоду из войны, подвергая Рим опасности.

– В Риме выросли цены на хлеб, торговля с Великой Арменией, Сирией, Аравией остановилась, – подтвердил горячий трибун Манилий.

– Я готов с желанием защищать Лукулла, но без всякого предубеждения должен сказать, что его действия не отвечают интересам народа, – настаивал Цицерон.

– Специально для Гнея Помпея создавалась чрезвычайная должность с особыми полномочиями, – напомнил Домиций.

– Оскорбленный Лукулл вернется в Рим и вместе с сенатом будет подстрекать народ против Помпея, – заметил Цезарь, трезво оценивая ситуацию.

– Помпей – любимец народа, его военный талант всегда будет востребован. – Цицерон взглянул на своего друга и продолжил: – Сенат рано или поздно отдаст Лукулла Помпею, это я вам обещаю.

Помпей, польщенный услышанным, произнес:

– Мое призвание – война, я лучший полководец Рима, в гражданских же вопросах я полагаюсь на вас.

– Конечно! А на что мы, твои друзья? – восторженно сказал Цезарь. – Мы подготовим твою политическую программу и по возвращении тебя с войны вместе претворим ее в жизнь.

– Я полностью ориентируюсь на тебя, Цезарь, – сказал Помпей.

Домиций вновь вернул всех к главной теме:

– Предметом основного нашего внимания должна стать Великая Армения, которая бросила вызов Риму. Тигран II принимает свои решения без оглядки на Рим, и его царство представляет угрозу не потому, что планирует на нас напасть, а потому, что оно независимо.

Его поддержал Помпей:

– Война с Великой Арменией – это наше будущее, если только Тигран не согласится стать вассалом, как все остальные цари.

– Покорить войной Армению, думаю, не удастся, – сказал Цезарь, – а беспокоить армян – значит возбуждать в них мнение, что мы хотим ограбить их богатства и святилища.

– Непрерывный рост могущества Армении, в союзе с Митридатом, угрожает азиатским владениям Римской республики, – не унимался Домиций. – Все же армяне должны понимать, кто хозяин мира!

– Я полагаю, – сказал Цезарь, – Тигран разумный человек и понимает, что борьба с ненавистным ему Римом бесперспективна. Он, конечно, может сплотить азиатов в рамках общей борьбы с расширением зоны влияния Рима и нанести нам существенный ущерб, но он этого не сделает. На днях я встречался с посланником Тиграна, его братом Гурасом, и он меня заверил, что армянский царь больше склоняется к идее добродетели, хочет быть нашим другом и строить мир во имя процветания своего народа.