Без обратного адреса - читать онлайн книгу. Автор: Сантьяго Пахарес cтр.№ 66

Давид положил себе на колени изрядную кучу никуда более не вместившихся деревянных деталей, и теперь, когда старенький автомобиль с его давно севшими рессорами потряхивало на лесной дороге, все это изобилие равнодушно било его в самые чувствительные места. Да, это не асфальт городов. Они еще не доехали до места, а Давид уже был весь в занозах – причем настоящие занозы были еще впереди.

Анхела показала им деревья, на которые планировала поместить лесной домик. Это были пять молодых, но крепких буков, и еще один гораздо старше их, в центре – очевидно, прародитель маленькой рощи. Стволы у подножия густо поросли мхом. Серые толстые корни, извиваясь, уходили в землю и были такими толстыми, что годились на первые ступеньки лестницы, ведущей в домик, который им надо было смонтировать. Анхела связывала толстые ветви и крепила их веревками к опорам, вбитым в землю, – они не хотели травмировать деревья болтами или гвоздями. Эстебан вытащил из грузовичка генератор и осветил лес мощным прожектором – стало светло, и можно было работать в безопасности. Анхела развернула чертежи, прижала их «дворниками» к ветровому стеклу грузовичка. Чертежи были сделаны профессионально, по всем правилам и с указаниями размеров. Сюда, в горы, пока не добралась программа «Автокад» со своими опциями изменения масштаба и объемной размерностью. Анхела раздала им дельные и краткие указания. Все это походило на инструктаж прораба, не питающего особых иллюзий относительно качества наемной рабочей силы.

В ту ночь Давид получил качественный мастер-класс по монтажу и плотницкому делу. Карьера молодого строителя была быстрой: начал он с того, что поддерживал лестницу, на которой работала вверху Анхела, потом передавал ей требуемые детали и доски, затем дорос до крепления веревками к стволу основных конструкций, закончил же ночь он триумфально: опасно свесившись с толстой ветви, крепил последние модули, заранее смонтированные их прекрасной предводительницей. Недурно для человека, который вызывал рабочего, если падала полка в шифоньере, а сам на это время улетал в Тулузу, где у очередного автора издательства возникли очередные неприятности.

Последние их усилия совпали с первыми лучами солнца. Вымотанные непривычной физической работой, пошатываясь после бессонной ночи, они созерцали плоды своих трудов с веселым восторгом. Воспоминания об этом восторге надолго переживут ссадины и синяки на пораненных неопытных руках. И когда надо будет сделать что-то, что покажется поначалу невыполнимым, они вспомнят эти минуты.

Платформа была примерно шести квадратных метров величиной. Прочная ограда не менее чем двухметровой высоты надежно ограждала маленьких обитателей домика и от падения, и от злых чудовищ. На два уровня можно было попасть по двум отдельным лестницам и трем прочным канатам с большими узлами – специально для особо отважных. Маленькая закрытая кабинка на уровне земли служила генеральным штабом и местом общего сбора.

Давид вдруг почувствовал, что внутри него проснулся тот маленький мальчик, который смог бы в полной мере насладиться подобным подарком. В его собственной жизни самым близким суррогатом этого маленького чуда были крашеные металлические конструкции в мадридских парках. В упорядоченной, строго дисциплинированной жизни на городском асфальте это был максимум того, что можно предложить растущему мальчишке: регламентированное движение на свежем воздухе в местах отдыха горожан в отведенные для этого часы. Каждое дерево в парке контролировалось службами городского благоустройства, и черта лысого ты мог что-то там строить на нем. В общем, правильно, растительность в городе выживает с трудом, за ней нужен особый уход. Давид представил, как бы ему, в его семь лет, было бы прекрасно с друзьями на этих деревьях… страшные истории про Крипи и лакричные конфеты до полного удовлетворения… Спрятаться бы за своими мальчишескими царапинами, которые покрывают его руки, как за камуфляжной сеткой, и послать подальше осточертевший ему мир, убежать туда, где в двух метрах над землей царит иная, лучшая действительность. И там все чисто, и монстры из мульфильмов – самое страшное, что в ней есть, да и тем не пробраться через ограду… Там можно жить внутри своего воображения. Там это разрешено. Там разрешено быть ребенком.

Подошла Анхела. Ее усталые глаза сияли счастьем. Избитые о дерево, распухшие руки наконец удовлетворенно, неподвижно висели вдоль тела. Поначалу Давиду казалось, будто она очень уж горячится – куда ребенку устраивать такое на обычный день рождения! Но теперь он понял. Глядя на Анхелу, он чувствовал, что чувствует она, и он прозревал счастье Томаса. Раньше он смотрел на людей и ничего не понимал; теперь он смотрел, понимая.

– Ну, что скажете, ребята? – спросила Анхела.

– Просто фантастика, – искренне ответил Давид.

Эстебан промолчал. Он созерцал лесное убежище, как искусствовед в музее – картину.

– Эстебан, а тебе нравится? – произнесла Анхела.

– Да. Томас будет счастлив. И служить ему это будет много лет. Мне-то никто не дарил таких подарков, родители не шибко рукастые были… Я бы очень хотел, чтобы у меня что-нибудь от матери осталось, сделанное ее руками. Знаешь, Анхела, это не просто отлично сделанная вещь и хорошая игрушка. Это еще и время жизни родителей, их любовь. Лучшее, что ребенок может получить в жизни.

Эстебан положил руку на плечи Анхелы, притянув ее к себе.

– Я так и вижу, как идет время, а эта маленькая крепость сопротивляется ему. Она крепко сделана. Ее хватит на всю жизнь Томаса, и твои внуки, когда подрастут, придут играть сюда… в свои непонятные нам игры. И когда-нибудь они спросят отца, кто построил их крепость, а он ответит: ваша бабушка Анхела, дети, она подарила мне лесной домик на мой десятый день рождения. И твои внуки уставятся на тебя, потому что ты, оказывается, не только печенье умеешь печь, когда они приходят в гости. Поймут, какая ты, увидят, как ты сейчас здесь стоишь и радуешься за них. Времени не станет в это мгновение, Анхела. Мы все уйдем, но после нас останется то, что мы построили.

Анхела подошла и обняла огромного, как медведь, Эстебана, и они так стояли и молчали, а ветви бука молчали над их головами.

Давид ощутил острый укол зависти. Как бы он хотел уметь так просто говорить! Он ведь чувствовал то же самое, он тоже все понимал! Но никогда бы не посмел вот так открыто выразиться: ну как же, тогда он покажется смешным и сентиментальным.

Давид всю жизнь наблюдал, как люди, которые говорят, как Эстебан, спокойно ведут других за собой, даже не замечая этого, внушают доверие и симпатию. Сам Давид, когда приходил час говорить, вот такой, как сейчас, – только мямлил и молчал. Он словно отсиживался внутри себя за крепкими дверями, лелея там свою особенность и утонченность. Боялся открыться миру, уверенный, что, как только он это сделает, мир развеет его уникальность, разнесет ее в клочья и завалит другими, более сильными индивидуальностями. Мир проглотит тебя, как кит Иону.

В общем, Давид промолчал, как всегда, глядя на обнявшихся Эстебана и Анхелу, и только вдруг поежился от холода, пробежавшего по спине. Виной тому был, конечно, утренний холодок – что ж еще?