Комната с белыми стенами - читать онлайн книгу. Автор: Софи Ханна cтр.№ 66

– То есть хотела сообщить о ней в АРЛСИМН, Агентство по регулированию лекарственных средств и изделий медицинского назначения как о возможной реакции на вакцину, – поясняет Лэнс.

Я понятия не имею, что такое АРЛСИМН, и мысленно беру на заметку, чтобы выяснить это позже.

– Однако мои коллеги надавили на меня, и я этого не сделала. Начальство намекнуло, что поступи я так, как тотчас вылетела бы с работы. Я послушалась, хотя, похоже, зря. Наверное, мне просто хотелось им верить. Если они правы и смерть Марселлы через пять часов после прививки не более чем совпадение, значит, моей вины в этом нет, не так ли? Девочку убила вовсе не я. Я поступила так, как мне было приказано, и попыталась забыть эту историю. Наверное, это звучит неубедительно и скорее смахивает на трусость, но… когда все вокруг с пеной у рта твердят про безопасный препарат, невольно начинаешь им верить.

В течение последующих недель и даже месяцев я продолжала вакцинировать младенцев, и они реагировали нормально. Ну, плакали немножко, но ведь это не смертельно. Главное, никто не умирал. И я убедила себя, что просигналь я о смерти Марселлы в АРЛСИМН, я бы только всем навредила. Рей и Ангус стали бы во всем винить себя. Да и вообще, разве кому-то нужен громкий скандал, связанный с вакцинами? Чтобы потом пошли массовые отказы? Коллективный иммунитет нужно поддержать любой ценой – так я тогда считала.

Через четыре года Рей позвонила мне на работу и сообщила, что у нее родился второй ребенок, а также спросила моего совета, стоит ли его вакцинировать. Я было открыла рот, чтобы ответить, мол, АКДС – совершенно безопасная вакцина, однако поймала себя на том, что не в силах произнести этих слов. У меня просто не повернулся язык. Я ответила, что решение целиком и полностью за ней и я не хочу влиять на нее ни в ту, ни в другую сторону. Тогда она спросила, не может ли в семье прослеживаться тенденция негативных реакций на вакцину?

– Согласно имеющимся данным, такое возможно. – Джулиан Лэнс поворачивает ко мне голову и медленно кивает. Интересно, задается ли он вопросом, почему я не делаю никаких записей? Наверняка он это не одобряет. Есть в нем что-то такое, отчего я чувствую себя не в своей тарелке, как будто в чем-то провинилась. Впрочем, если задуматься, я чувствую себя так почти всегда. Так что, возможно, Лэнс здесь ни при чем.

Согласно имеющимся данным. Эту фразу почему-то произносят всегда, когда по большому счету никаких данных нет. Это примерно то же самое, когда в выпускном сочинении пишут «существует мнение, что…». Так обычно поступают те, кто не уверен, кто именно и что говорил, однако при этом хотят добавить обоснованности своей точке зрения.

– После того, что случилось с Марселлой, Рей была в ужасе от мысли, что нечто подобное может случиться и с Натаниэлем, – говорит Венди. – Она желала для своего сына самого лучшего, хотя и не знала, чего именно. Делать ли ему ту же прививку, которая убила ее дочь, даже если десятки врачей уверяли ее, что это не так? Или же отказаться от вакцинации и потом жить в вечном страхе потерять сына от дифтерии или столбняка? И хотя шансы заразиться и тем и другим были крайне малы, Рей пребывала на грани истерики, что, впрочем, вполне понятно. Я посоветовала ей не торопиться: хорошенько взвесить все «за» и «против» и поговорить как можно с большим числом специалистов по вакцинации. В душе я надеялась, что она решит не делать мальчику прививку. Частично во мне говорил эгоизм. Я знала, что, скорее всего, эту прививку ему придется делать именно мне. Самое смешное заключается в том, что если бы мне тогда снова был задан вопрос, я бы со всей уверенностью заявила, что прививки совершенно безопасны, что все младенцы должны получить их в возрасте двух, четырех и шести месяцев, как то рекомендует министерство здравоохранения. Да-да, я бы так и сказала, хотя в душе в это не верила.

К нам подходит официант с моим чаем и кофе для Лэнса и Венди.

– В конце концов Рей и Ангус решили вакцинировать Натаниэля, но попозже, – продолжает историю Лэнс. – Один знакомый врач, которому они доверяли, сказал им, что в том, что касается иммунной системы младенца, порой даже одна неделя может оказаться решающей. С каждым днем иммунитет малыша укрепляется, а значит, его организму легче перенести прививку. Похоже, врач убедил их, ибо Рей и Ангус с ним согласились и решили подождать, пока Натаниэлю не исполнится одиннадцать недель. В отличие от Марселлы, мальчик был доношенным. И хотя врач вряд ли полностью развеял их опасения, они надеялись, что на этот раз все будет хорошо. Врач убедил их, что оставлять ребенка без прививки опасно, а отказавшись от вакцинации, они проявили бы себя безответственными родителями…

Венди снова зажимает ладонью рот.

– Но и на этот раз все окончилось плохо, – говорю я.

– Через двадцать пять минут после прививки у ребенка начались такие же судороги, что и у Марселлы, – говорит Венди и моргает, чтобы стряхнуть с ресниц слезы. – Затем на пару минут ему стало лучше, и мы взмолились: «О Господи! Сохрани ему жизнь!», однако спустя неделю мальчик умер. Мы с Рей знали, что было причиной смерти, но не сумели найти никого, кто бы нас поддержал. Я сообщила о смерти Натаниэля в АРЛСИМН – и вскоре после этого была уволена с работы. – После этих слов Венди горько усмехается. – Даже Ангус, и тот отказался признать, что смерть его обоих детей имеет вполне ясную причину, хотя и винит себя в том, что пошел на поводу у врачей и разрешил делать прививку обоим детям, зная, что в его семье были случаи аутоиммунных заболеваний.

– Вы наверняка в курсе, что Ангус бросил Рей, когда ее признали виновной в убийстве? – спрашивает Лэнс. Вопрос прозвучал скорее как утверждение. Я киваю.

– Разлад между ними начался задолго до того, как ей был вынесен приговор. Еще до того, как ей было предъявлено обвинение. Ангус был зол на жену и на Венди за то, что те настаивали на правде, которой он был не готов посмотреть в глаза. – Лэнс делает глоток кофе. – К тому моменту, когда к ним в дверь постучала полиция, они с Рей уже были на грани развода.

Я жду. Сначала вежливо, затем, после нескольких секунд тишины, делаю удивленное лицо. У Лэнса и Венди такой вид, будто все уже сказано.

– Ничего не понимаю, – говорю я на всякий случай. Вдруг они проверяют мою реакцию либо ждут, когда я обнаружу зияющую дыру в том, что они только что мне сказали. – Если у смерти обоих детей имелась некая возможная причина, пусть даже и не полностью доказанная, почему это не прозвучало в суде? Я просмотрела протоколы всех слушаний, но ничего не нашла.

– Мы пытались, – говорит Лэнс. – Венди была готова дать показания.

– Готова, еще как готова, – добавляет она, кивая.

– Но нам открытым текстом было велено молчать про возможную негативную реакцию детского организма на вакцину АКДС.

– Велено кем? – уточняю я.

– Всеми четырьмя свидетелями защиты, – улыбается Лэнс. – Это четыре всеми уважаемых эксперта, и каждый был готов заявить, что в обоих случаях смерти детей они не видят ничьего злого умысла, а летальный исход легко объясняется естественными причинами. Независимо от других каждый дал мне однозначно понять, что если адвокат обвинения хотя бы шепотом произнесет слово «тиомерсал», то мы получим грандиозный скандал. Мне это было ни к чему. Не хватало, чтобы присяжные услышали, как наши собственные свидетели называют нашу историю ложью. Вряд ли это помогло бы Рей.