– Нет.
– Тогда ступай себе.
– Но…
– Тебе здесь нечего делать: это собрание офицеров бригады уголовного розыска. Исчезни, пока я не припомнил все глупости, которые ты наделала за время моего отсутствия.
Гаэль безропотно встала:
– Ты меня проводишь?
Ее тон не оставлял ему выбора. Они молча спустились по лестнице и вышли во двор.
– А мои ангелы-хранители, – спросила наконец Гаэль, остановившись у пожарного выхода, – что с ними делать?
– Не понимаю, о чем ты.
– Папа приставил ко мне двух молодчиков.
– Где они?
– Снаружи, – бросила она, указывая на набережную Орфевр по другую сторону ворот.
– Они знают, что папа умер?
– Конечно. Я им сказала, что они могут возвращаться к себе, но они с места не сдвинулись. Настоящие пастушьи собаки. Ждут приказа, но не знают от кого.
– Останься здесь.
Эрван прошел через рамки, задаваясь вопросом: в опасности ли еще Гаэль? Она вроде бы оправилась от своих суицидальных порывов, но появление Изабель Барер в общей картине означало, что замигала новая сигнальная лампочка. Человек-гвоздь не умер…
В результате он решил отпустить обоих церберов, но, глядя, как они уходят, пожалел о своем указании. Невозможно доверять этой малость чокнутой девице. Спокойствия ради сказал себе, что зайдет ее проведать попозже вечером, после неизбежного визита к Мэгги.
Он отправил Гаэль домой на разгонной машине с одним из дежурных офицеров и поднялся обратно.
– Начнем разгребать этот бардак с нуля, – объявил он присутствующим. – Я хочу найти связь между Изабель Барер и Человеком-гвоздем. Факт, что у нее были координаты жертв, более чем тревожен, не говоря уж о странной манере рыскать вокруг Гаэль.
На губах Одри мелькнула улыбка: значит, она не ошиблась и дело было действительно важное.
– Закройте все свои расследования в других группах, – продолжил Эрван, – а кое-какие несложные переведите на нас: будет чем заняться официально. Даю вам двадцать четыре часа, чтобы внести ясность в профиль Барер. Фавини, ты отследишь всю историю брака и подробности каждой госпитализации этой психопатки. Тонфа, сосредоточься на ее деятельности как псевдопсихоаналитика, с одной стороны, а с другой – на Клермон-Ферране и прачечных. Я хочу знать происхождение каждого евро, который она получала.
– А я? – спросила Одри.
– Ты займешься текучкой. Хватит и той хрени, которую ты уже натворила.
– Но…
– Привлечь коллег, не имея судебного ордера? – заорал он внезапно, давая волю накопившемуся гневу, который он сдерживал с самого приезда. – Втянуть их в дело, которого не существует? Спровоцировать смерть свидетеля? Украсть документы? Не считая того, что ты подвергла опасности мою сестру, которая и без посторонней помощи способна вляпаться в очередное дерьмо.
– Я…
– Заткнись! Ты будешь сидеть здесь как мышь и ждать, пока тебя не вызовут в дисциплинарную комиссию. После той разборки в Бобуре это чудо, что тебя просто не выставили вон.
Казалось, ее распирало желание ответить, но она сдержалась. Эрван засунул под мышку папку со всей информацией, добытой на Изабель Барер.
– И последнее, – бросил он перед тем, как выйти. – Гаэль что-то говорила о «закрытом расследовании»: с чьих слов?
– С ее собственных, – прошипела Одри. – Похоже, этот термин ей хорошо знаком.
– Ну да, специализация отца. С чего ей пришло в голову?
– Было трудно найти кое-какую информацию.
– Какую именно?
– Все, что связывало Филиппа Усено с Изабель Барер. Никаких следов ни их брака, ни развода. Нет свидетельств о рождении детей. После несчастного случая с Усено в Греции нет ни строчки об их матери. Даже в страховом свидетельстве она не упомянута. Очень похоже, было сделано все возможное, чтобы эти два имени никогда не упоминались вместе.
Подобные данные не могли исчезнуть без серьезной помощи и подтасовки. После соответствующего судебного постановления только прокуратура, судебный следователь или лицо, отвечающее за расследование, могли принять решение о деликатном характере дела и придании ему секретного статуса. Только в этом случае не было никакого способа узнать ни кто занимался расследованием, ни даже существовало ли оно в принципе.
– Фавини, послушай, что там говорят по углам, и прикинь, что нам может быть полезно в этом деле. Подведем итоги в 19:00.
– А… ну, похороны?
Эрван осознал, что забыл про свой собственный приоритет – похороны отца.
– Пока не знаю. Буду держать вас в курсе.
Он сбежал, захлопнув за собой дверь, чтобы не слышать никаких соболезнований.
87
Шесть вечера, бар отеля «Мёрис». Интимная обстановка, мягкая подсветка, бархатные портьеры и старинные картины. Все исключительно шикарно, натурально и уютно: приют комфорта и покоя, где можно выпить по коктейлю, побеседовать обо всем на свете или найти себе партнера на ночь.
Едва переступив порог дома, Гаэль связалась с Мишелем Пайолем, сутенером из Шестнадцатого округа. Ее ждал не самый теплый прием: мужик с зубами как у верблюда не забыл допроса, который учинил ему Эрван, – этот допрос стоил ему одного пальца.
– И у тебя еще хватает наглости мне звонить! – Он говорил слишком близко к трубке, и в его дыхании было что-то непристойное. – Не желаю иметь дела с мещаночками, которые считают себя шлюхами! Обычно все скорее наоборот.
– Мы можем поговорить о деле?
– Безусловно, нет.
– В таком случае я все скажу старшему брату, как на школьном дворе.
После короткой паузы он назначил ей встречу. Она сама выбрала место. Явившись загодя, она устроилась в уголке, в глубине кожаного кресла, и заказала бокал шампанского. Немного рано, но сегодня особенный день.
У нее ломило все тело, словно подземный толчок потряс ее до основания. Ее мир, терпеливо выстроенный из ненависти, ярости и еще чего-то, что она не могла определить, только что рухнул. Она была как та бедная сицилийка, которая после землетрясения приходит в себя под обломками, понимает, что цела, но потеряла всякий смысл жить дальше.
Ну, кое-какой смысл у меня еще остался…
В этот момент на пороге показался Пайоль: двубортный блейзер, красная барсетка, мокасины с кисточками… Его кричащая элегантность совершенно не соответствовала приглушенной атмосфере бара. Надо было назначить встречу в «Кост». Он сел напротив, без улыбки, взвинченный. Большой палец на его правой руке кончался на первой фаланге: дальше был только бинт.
– Чего ты хочешь? – резко бросил он.
– Закажи сначала.