Она попыталась вообразить тайную жизнь Изабель Барер, закулисье ее безумия. Она представляла, как та входит в склеп семьи Усено на кладбище в Лила, достает тела, потом извлекает из них внутренности, бальзамирует, обматывая повязками, пропитанными специальной смолой, пользуясь и своими медицинскими познаниями, и тем, что ей удалось разузнать о Древнем Египте. Гаэль представила, как та, погруженная в себя, преклоняет колени, опустившись на молельную скамеечку после того, как открыла гробы, – и так при каждом посещении.
Самым ужасным было то, что сама Гаэль не так уж далеко ушла от этой чокнутой. Она тоже несколько раз оказывалась в полицейской психушке, а потом – в больнице Анри-Эй, в изоляторах, на кровати с пристяжными ремнями. А еще отец укладывал ее в самые шикарные заведения, например в клинику «Фельятинки».
И что теперь?
Ситуация быстро прояснилась: Одри утратила возможность продолжать расследование, а Гаэль поставили на место, то есть на обочину. Теперь она надеялась только на две вещи: возвращение старшего брата и новую катастрофу, какова бы она ни была. Страх – он как холод, нужно двигаться, действовать, чтобы он вас не отравил.
Что бы ни случилось, Гаэль готова на все.
77
В полдень они, как и предполагали, добрались до района рудников. Целое утро в пироге, рассекавшей бурые воды, как резак плитку дури, – а для Эрвана целое утро мучительных раздумий над признаниями отца. Не могло быть и речи о том, чтобы арестовать его в юридическом смысле термина. Все произошло на территории Конго-Киншасы. И сорок лет назад: другими словами, с точки зрения закона все равно что много веков. Но главное – у него не было и тени доказательств, за исключением признаний, которые Старик не станет повторять.
Главный вопрос состоял в другом: виновен он или невиновен? Эрван был единственным судьей – в одном лице и председатель суда, и прокурор, и адвокат, и присяжные заседатели. Стоило ему включиться в эту ролевую игру, как голова готова была лопнуть. Самым неожиданным было то, что процесс развернулся в другую сторону. Его отец, вечный позор, убийца и сексот, палач их матери, стал жертвой – и своего детства, и душевной болезни, и парочки свихнувшихся извращенцев… Виновен или невиновен?
– Скоро будем на месте, – объявил Морван. – Надень защитный жилет.
Эрван, подыхая от жары даже в том спасательном жилете, который уже был на нем, не шевельнулся. На самом деле у него просто больше не было сил тревожиться о чем бы то ни было.
– Надень, – продолжал настаивать Грегуар. – Не время расслабляться.
– А что, и здесь солдаты?
– Не те, которых ты уже видел. Мау-мау, кадогас – не менее опасные, только не так на виду. Они будут счастливы зацапать нас на причале.
Эрван поднял глаза, опасаясь в качестве бонуса увидеть еще один вертолет MONUSCO. «Голубые каски», конечно же, решат отомстить за гибель шефа.
Эта перспектива напомнила и о другом вопросе: почему Понтуазо решил с ним покончить?
– Квебекец торговал оружием, – пояснил Морван с угрюмой усмешкой. – Он и был главным распорядителем резни последних двух дней, снабжая оружием этих дикарей. Не знаю, как уж он там ловчил, но ему удалось расхитить собственные склады и переправить технику вооруженным бандам. И он же убил Монтефиори, который тоже участвовал в этом трафике. Ты позвал на помощь своего худшего врага. Ты для него был всего лишь свидетелем, которого следовало убрать.
Еще одно разоблачение, которое предстояло переварить, еще одна маска спала в этой саге, вернее, в набирающем силу хаосе.
– Как ты это узнал?
– Твой брат. Он накопал эти сведения в десяти тысячах километров отсюда.
Эрван не видел связи между адом на реке и Лоиком, но воздержался от дальнейших расспросов. В конце концов, не эти подробности его интересовали.
– Сколько у нас еще времени?
– Полчаса.
Достаточно, чтобы разобраться с Человеком-гвоздем.
– Расскажи мне остальное.
– Что – остальное?
– Утром ты сказал: «Белые Строители отказались от планов расправы, когда узнали, что Фарабо ничего не расскажет о них». А что в действительности было известно Фарабо? По словам сестры Хильдегарды, он сам принадлежал к клану отцов-основателей…
– Я ж тебе уже говорил, – вздохнул Морван. – Я тогда порылся в истории тех семей. И мог оценить всю их жестокость и безжалостность. А еще я выяснил, что эти психи верили в магию йомбе. Они по уши погрязли в анимизме и считали себя прóклятыми. Перед отъездом из Нижнего Конго они заключили соглашение с колдунами, чтобы обрести покой в новом месте.
Эрван ощущал нечто вроде опьянения. Это дело действовало как наркотик или алкоголь. Чем больше принял, тем сильнее кружится голова… И тем сильнее хочется еще. Как далеко заведет эта история?
– Какого рода соглашение?
– Они должны были отдать ребенка. Классическое требование колдунов. Дань магам всегда платили свежей плотью.
– Ты хочешь сказать…
– Прежде чем покинуть Майомбе, они бросили там одного из своих детей. Будущего Тьерри Фарабо.
– Чей это был сын?
– Я так и не смог узнать. Я переворошил все акты гражданского состояния каждой семьи, но в Конго…
– Как ты это понял? – перебил его Эрван.
– Благодаря де Пернеку. В ту ночь, когда я расквасил ему морду, он попытался откупиться, среди прочего слив мне новую информацию. Женщины клана испытывали муки совести и все ему рассказали. Они верили, что призрак того мальчика вернулся и преследует их. И были по-своему правы…
– Колдуны не убили мальчика?
– Наоборот, они провели инициацию. Детали я узнал намного позже, когда допрашивал Фарабо в тюрьме. Все думали, что он невменяем. Это было не так. Он был безумен, но его воспоминания прекрасно сохранились. Как в детской сказке, люди клана бросили его одного в лесу. Мальчишка катался на велосипеде по тропинкам, ни о чем не подозревая. Когда он вернулся, оказалось, что его семья исчезла. Он начал звать; кричал, пока не сорвал голосовые связки, но все напрасно. Наступила ночь. Нганга пришли за ним. Фарабо ничего не говорил мне о том, как его воспитывали, но теперь ты знаешь достаточно, чтобы вообразить его страдания. У него был природный дар, который еще больше развился в ходе обучения. Подростком он уже был грозным колдуном.
Ход событий напоминал самого Фарабо с его логикой безумия. К параноидальному психозу одержимого добавилась холодная решимость брошенного ребенка.
– Как он сумел сбежать от колдунов?
– Не знаю. Несколько лет спустя его подобрали иезуиты в Западном Касаи, при крещении нарекли Тьерри Фарабо и дали мальчику возможность нагнать в школе сверстников. Под этим именем он и поступил в Лонтано на факультет геологии, минералогии и анализа рудных месторождений. На самом деле он следил за, как говорится, «своей родней, своей печалью»… с первого же убийства он стал оставлять рядом с жертвой схему – генеалогическое древо. Знак, адресованный основателям города: блудный сын вернулся.