– А помните ее дружка-копа, который расследовал дело Человека-гвоздя?
Новая карта, новый росчерк.
– Грегуара? Так я его знал очень хоррррошо! Большой такой парень, крепко сбитый. На вас похож.
– Он мой отец.
Фуамба приподнял брови в знак сомнения. Маленький, круглый, с курчавыми седоватыми волосами, он носил большие очки, будто собирался усесться в седло мотоцикла или другой скоростной машины. На нем был белый халат с красными пятнами и стетоскоп на шее – униформа офицера-медика, с которой он наверняка не расставался последние пятьдесят лет. Не прерывая разговора, он продолжал что-то черкать на первых страницах заплесневевших карт.
– Грегуар… – мечтательно повторил он. – У него были проблемы с Кати…
– Какого рода?
Короткий взгляд поверх очков.
– Он ее бил. У нее все руки были в синяках…
Демоны Морвана уже тогда были при нем.
– Почему она оставалась с ним?
– Их двоих связывала давняя история.
Стоп машина.
– Погодите. Вы хотите сказать, что они были знакомы до Лонтано?
– Кати добилась перевода в Конго, чтобы отыскать его. Думаю, они обручились в Габоне.
Эрван встряхнулся, приходя в себя от удивления, и попытался склеить кусочки. Rewind
[51]. Африканская ссылка Грегуара начиналась в Либревиле и Порт-Жантиле. Там он познакомился с Кати. Потом он уехал вести расследование в Лонтано. Невеста приехала к нему и оттеснила Мэгги. Настоящая история была прямо противоположной той, которую он выстроил для себя: третьей лишней была «Саламандра», а не наоборот.
На протяжении нескольких секунд он рассматривал смерть Кати через призму новых данных. Мотив, подозреваемые, стратегии кружились вихрем перед его глазами. Морван ударил слишком сильно? Мэгги решила избавиться от соперницы? Гипотеза убийства, выпадающего из серии, вновь обретала смысл.
Фуамба захлопнул последнюю медкарту и резко встал:
– Идемте. Мне пора в дозор. – Его смех взорвался как петарда. – Я хочу сказать: пора делать обход!
Эрван посмотрел на часы: больше четверти часа. Сальво с напряженным видом отследил его взгляд. Раны пациентов не оставляли никаких сомнений. Кстати, ружья были сложены в клетку, запертую на подвесной замок: арсенал пациентов.
Раненые лежали рядком на паре десятков коек в удушающей жаре, усиленной жуткой вонью дезинфекции. Прошедшие ампутацию, окровавленные или слепые; некоторые стонали, но большинство оставались неподвижными и бессловесными. Их форма была изодрана в лохмотья, повязки промокли, стойки для капельниц пусты. Запах антисептика перебивал все, как если бы здесь лечили только эфиром и хлоркой.
– Катрин… – снова заговорил Эрван, следуя за Фуамбой, – она говорила с вами о своих… проблемах?
– Нет. Зато я поговорил с Грегуаром. Так больше продолжаться не могло. У него были настоящие… мозговые нарушения. Во Франции его давно бы заперли!
– Что он вам ответил?
Муганга переходил от койки к койке, приподнимая компрессы, проверяя температурные графики, пожимая руки, – все называли его «папа».
– Что он проходит курс и один психиатр скоро его вылечит.
– Психиатр? В Лонтано?
– В клинике Стенли, да, его звали де Пернек. Мишель де Пернек. – Новый взрывной смешок. – Он знал все секреты белых!
Никогда не слышал этого имени. Новый кусочек пазла?
– Расскажите мне о Катрин.
Фуамба приложил стетоскоп к груди молодого парня, который потерял обе ноги. Обнаженный торс калеки, черный и мускулистый, мучительно контрастировал с двумя культями, перевязанными белыми бинтами. Склонившись над ним, доктор прослушивал сердечный ритм – инструмент казался сейчас единственным оружием в борьбе со смертью. Он выпрямился и улыбнулся солдату, чьи глаза горячечно блестели.
– Доктор, – продолжал настаивать Эрван, – пожалуйста… у нее была семья?
Фуамба ответил, словно самому себе, с сокрушенным видом:
– Кати… маленькая Француженка… Никакой семьи… Сирота…
– А друзья?
Он распростер руки, указывая на палату и вновь обретая свою жизнерадостность:
– Вот ее друзья! Она проводила все время в диспансере… Только и знала что работу… Прррошу прррощения…
Он обогнул его и зашел в следующую палату. Еще больше народа, но только женщины и девочки. Эрван подумал о Муне и ее «центре помощи», который на самом деле был местом выздоравливания. Здесь же жертвы были изнасилованы совсем недавно.
Фуамба остановился перед девочкой, сидящей на кровати без простыни, скорчившись, закрыв голову руками. Она казалась крохой, плывущей на огромной железной шлюпке. Фуамба хотел было проверить ее повязку – у нее был бандаж между ног, – но отказался от своего намерения. Впервые его лицо исказила гримаса – Эрван спросил себя, как он выдерживает такое.
– Босс, – пробормотал Сальво, – пора идти: баржа сейчас отплывет.
Всего несколько минут на то, чтобы вырвать последние откровения.
– Кати… – повторил он, – она боялась Грегуара?
– Нет. Она говорила, что хочет его спасти… Я беспокоился. Я даже пошел повидаться с психиатром. В клинику для белых!
Он засмеялся, втянув голову в плечи, словно воспоминание было уморительным.
– Что он вам сказал?
– То же, что Грегуару: он знал, как его вылечить. Он даже утверждал, что знает причину его недуга.
– Какую причину?
Муганга вместо ответа пожал плечами. В этот момент раздался звук туманной сирены.
– Дядя, – настойчиво вмешался Сальво, – мы опоздаем к отплытию!
– Постарайтесь припомнить, доктор, что именно вы сказали о Пернеке?
– Что он знал, почему Грегуар бил Кати… Он раскрыл его тайну… У него было на Грегуара досье…
Он снял марлевую повязку внизу живота больной, лежащей без сознания, – к счастью, зеленый клочок послужил ширмой, и Эрван не мог увидеть рану. У Фуамбы на губах по-прежнему блуждала улыбка, пока он внимательно рассматривал повреждение. Он и сам был похож на безумца.
– А что было в этом досье?
Фуамба, казалось, вспомнил о присутствии Эрвана. Он вытащил наконечники стетоскопа из ушей и повернулся к нему. Вся жизнерадостность исчезла с его лица.
– Повидайтесь с сестрой Хильдегардой. Мы тогда вместе работали.
Имя, которое назвал белый священник в Лубумбаши.
– Она так и не тронулась с места, – пробормотал врач, вновь обретая свою улыбку. – «Чем старее козел, тем крепче рога…» – так говорили бельгийцы.