Гаэль даже имела наглость выразить пожелание как можно быстрее покинуть отель. Разрешено. Расследование было чистой рутиной. Все указывало на то, что покушение на Трезора Мумбанзу, влиятельное лицо из Катанги, будущего кандидата на пост губернатора провинции, обернулось побоищем. Так в чем подозревать эту взбалмошную дурочку?
Дьявол на моей стороне.
Она поспела на скоростной поезд в 20:45. Все прошло как по маслу, и она могла бы считать себя профессиональным киллером, перед которым большое будущее. Но в поезде у нее сдали нервы. И вот она рыдала, как фонтан Петрарки
[110], пока поезд несся со скоростью более трехсот километров в час сквозь ночь Гельвеции.
Что она оплакивала, в сущности? Уж точно не трех мерзавцев, которых уложила в своем неистовом трансе. И не Падре, за которого хотела отомстить по необъяснимой причине. Скорее, она оплакивала саму себя. Ненависть, которую она испытывала к отцу, до сих пор позволяла ей держаться. Едва Старик умер, она тут же прокляла тех, кто его убил. Who’s next?
[111] Под прицелом осталась только она сама.
Она прижалась к стеклу. С надвинутой по самые брови шапочкой и шарфом, закрывающим всю нижнюю часть лица, она могла заливаться слезами сколько угодно. Но внезапно осознала, что привлекает внимание всего вагона – немногочисленные пассажиры бросали на нее короткие смущенные взгляды или проходили рядом с сочувственным видом.
Надо размять ноги. Кофе в вагоне-ресторане или умыться холодной водой в туалете. Она встала и, чтобы придать себе естественный вид, взяла мобильник. В тамбуре, расположенном в самом конце вагона, она решила его включить. То, что она обнаружила, заставило ее немедленно выйти из ступора: двенадцать звонков, из которых три от Лоика, меньше чем за четверть часа. Вот дерьмо. Она забыла о своей роли коуча при брате.
Он наверняка сорвался – или на грани срыва.
Она перешла к СМС и получила ответ, но совсем иной: у Мэгги случился удар в Институте судебной экспертизы около семи вечера, в тот момент, когда они предавались размышлениям у изголовья Командора. Ее перевезли в интенсивную терапию в клинику «Жорж-Помпиду». Лоик говорил о реанимации, фибрилляции сердечного ушка, щитовидке…
Слезы мгновенно высохли. Она набрала номер братца и откашлялась. В несколько секунд она вновь стала железной мадемуазель. Единственное преимущество клана Морванов: невозможно расслабиться даже на часок-другой.
Проклятие – это работа на полную ставку.
104
– У вашей матери был тиреотоксический криз.
– Что это? – спросил Лоик.
Эрван мог бы ему ответить. Такое с Мэгги случалось уже дважды. По чистой случайности младшего в тот момент не оказалось рядом. Зато сам он не упустил ничего: сердечная аритмия, конвульсии, жар… После второго криза, в начале двухтысячных, врачи рекомендовали частичное удаление щитовидной железы. Надо полагать, что они удалили недостаточно.
– Прилив гормонов Т3 и Т4 спровоцировал мощную кардиофибрилляцию, – пояснил медик. – Очевидно, у нее больное сердце… Мы едва избежали остановки сердечного кровообращения.
Как только Рибуаз его предупредил, Эрван позвонил Лоику. Мэгги уже была госпитализирована в «Помпиду». Он не стал ругать брата – ничего, тот еще свое получит – и кинулся сразу туда. Он больше не знал, на каком он свете, и даже не знал, есть ли в нем еще жизнь. Отец убит. Одри принесена в жертву. Новый убийца – или тот же самый – на свободе. А теперь Мэгги…
– Конкретнее, – прервал он, – какова ситуация?
– Мы ее интубировали и провели кардиоверсию.
– Говорите понятней, пожалуйста.
Он и не пытался быть вежливым, но врача это не смущало. На пороге смерти учтивость не в ходу.
– Мы стабилизировали сердце и сбили жар. Постепенно снижаем избыток тиреоидных гормонов, а также даем ей антибиотики широкого спектра, чтобы избежать любого риска заражения.
– Но как она себя чувствует?
Эрван опять повысил голос. Его нервозность прорывалась в каждом слове. На этот раз врач поморщился. Запахнув халат, он внимательно оглядел его взглядом не шокированным, а профессиональным. Дрожь, краснота, потливость, – Эрван тоже готовый клиент для отделения скорой помощи.
– Нам пришлось погрузить ее в искусственную кому.
– В кому? – эхом повторил Лоик.
– Это обратимое состояние, – успокоил врач. – Не было другой возможности ее стабилизировать. Дело не только в сердце… Весь ее метаболизм нарушен. Потребуется минимум неделя, чтобы тиреоидные гормоны пришли в норму и тело успокоилось. Она обязательно должна остаться здесь, в интенсивной терапии.
Эрван прислонился к стене. На них с братом тоже были бумажные халаты, присборенные шапочки и бахилы. Коридор, где они втроем стояли, был типичным для любой больницы. Белый, но навевающий черные мысли. Теплый, но до духоты. Стерильный, но где все казалось зараженным смертью. Единственная положительная перемена: Эрвану больше не было холодно.
– Мы ждем ее медицинскую карту, – продолжил эндокринолог. – Ей уже делали тиреоидэктомию, верно?
– Частичную. В 2002-м.
– Боюсь, что придется делать еще раз, как только ей станет лучше. Мы не должны допустить новых рисков…
Эрван согласно кивнул, но слушал уже невнимательно. Ему не давало покоя другое: когда он приехал в отделение, то застал Лоика и Софию сидящими в обнимку на стульях, как два пугливых зверька. Он бы и одного евро не поставил на их воссоединение, но было ясно: им хорошо вместе. Избалованные дети, у которых всегда были только те проблемы, которые они сами себе создавали. Это зрелище его тронуло: он всегда заботился о них, был их защитником, их ангелом-хранителем. И это так просто не кончается.
Итальянка не удостоила его даже взглядом. Не трагично. В глубине души он уже отправил в архив эту канцонетту. Но почему Лоик не позвонил ему? Почему сначала обратился к этой воображале, с которой развелся? Эрван, вошедший в роль главы семьи, чувствовал себя задетым.
По ассоциации он подумал о Гаэль. Лоик уже пытался до нее дозвониться, но безрезультатно. Куда она подевалась? Что еще выдумала? Не может ли ей тоже угрожать убийца из Лувсьена?
Голос врача снова зазвучал в его ушах:
– Мы пытаемся определить причину криза. Проверили уровень гликемии. Ни следа диабета – он мог бы послужить катализирующим фактором. Кстати, то лечение, которое ей было прописано, – оно вроде правильное. Я подумал… – Он перевел взгляд с одного брата на другого. – Она не пережила недавно какой-либо шок?